Nevermore, или Мета-драматургия
Шрифт:
— Брось! Он мне жутко понравился! Жутко!.. Ты только представь, какая это отвага, какой вызов — ходить в таком виде, с такой намакияженой мордой по улицам! А он делает это каждый день. И язык у мальчика подвешен не слабо. Он красиво живет и умрет, я думаю, так, как намеревается: 'готично' и эстетично!..
Крыша у меня мерно жужжала и потрескивала от перенапряжения нервов и ощущения почти-счастья. Вот только мой бородатый друг устроил потоп в туалете, повернув краник, который не стоило поворачивать. К счастью, я узнала об этом вовремя — когда Бэт томным голосом
Следующие два часа осознавший свою вину Ганеша собирал тряпкой воду, и соседи, к счастью, не прознали об этом бедствии.
Около семи утра усталый и грязно-мокрый музыкант уполз домой, трогательно прижимая к щеке не менее усталую мандолину. Мы с Бэтом вышли покурить на лестницу и в дверях уперлись в поджидавших нас двух разъяренных соседок. Минут двадцать на повышенных децибелах нам разъясняли, что это коммунальная квартира, а не дискотека и не публичный дом, чтобы устраивать здесь безобразную оргию. Бэт, не выносящий, когда на него повышают голос, принялся хамить в ответ. Свою язвительную речь он окончил громким аккордом: с треском захлопнул дверь в квартиру прямо перед носами ошеломленных не выспавшихся теток.
Минуту я постояла в траурном молчании, а затем меланхолично изрекла:
— Радость моя, а ты в курсе, что я не захватила ключей?
Он беспечно заметил, не осознав еще всего трагизма случившегося:
— Пусть только попробуют не открыть. Да и Темное Солнышко, думаю, догадается нас впустить.
Покурив и поболтав, мы принялись звонить в дверь. Затем стучать. Ехидный голос с внутренней стороны сообщил, что мне самое место жить на лестнице, а не в квартире, и именно там устраивать дебоши.
Взъярившийся Бэт занес ногу с широким размахом:
— Я выбью эту долбаную дверь, а заодно все зубы этим индюшкам!!!
Я вцепилась в него и с трудом оттащила от злополучной двери. Двигала мной не жалость к 'индюшкам', но меркантильные соображения: оплачивать выломанную дверь пришлось бы Таисии и, учитывая ее хроническое безденежье, ее это вряд ли привело бы в восторг.
Оставалась одна надежда на Даксана. Наш некурящий друг, печальный любитель Макиавелли, пребывал в это время в одиночестве, допивая под музыку сухое вино и дожевывая остатки колбасы. Может, он заскучает без нас в конце концов и милосердно распахнет дверь?..
Мы отошли от непрошибаемых дверей и устроились на широком подоконнике. Было не жарко, особенно в шелковом платье без рукавов и босоножках. Сквозь щели в окне задувал прохладный утренний ветер. Возникала мысль отправить Бэта на поиски мобильника, чтобы позвонить Таисии — но я гнала ее прочь: слишком хорошо было укрываться от холода в его длинных руках и волосах.
Часа через полтора (как они пролетели, я не заметила) появился, наконец, Даксан, как видно, пресытившийся одиночеством и собравшийся домой. Мы не успели предупредить его насчет двери, и она опять оказалась захлопнутой.
— Какого черта, Даксан?! Ты что, не слышал, как мы ломились в дверь?..
В ответ последовало неопределенное пожатие плечами. Лицо со всегдашним демоническим выражением стало ещё насупленнее и суровее.
— Ты что, считаешь, что выйти покурить и не возвращаться два часа — это нормально?!
— Ну, я же не знал, чем вы здесь занимаетесь…
— А чем, блин, можно заниматься на холодной лестнице в восемь часов утра?! — Я задыхалась от негодования и от смеха одновременно.
Конечно, не избыток деликатности, а панический ужас перед соседками (для социофоба вдвойне непреодолимый) помешал нашему другу выйти из комнаты и пройти десять метров до двери, из-за которой раздавались наши панические звонки. Но мы не стали акцентировать этот момент. Тем более что Даксан был нужен: я навязала ему роль посланца к Таисии, от которой, единственной, можно было ждать спасения в виде ключей.
Едва несчастный Даксан с обреченной покорностью (сумасшедшая Таисия внушала ему не намного меньший ужас, чем соседки) удалился выполнять порученное, мы с Бэтом дали волю эмоциям. Мы обменивались короткими репликами относительно выражения лиц пенящихся от злости соседок… старательно-суровой физиономии Даксана… затопленного туалета… — и задыхались, и сгибались пополам, и завывали. По-видимому, то была истерическая реакция на столь бурно проведенный праздник.
Таисия, несмотря на ранний — для нее — утренний час, не стала передавать ключи посланнику, а явилась собственной персоной, открыла дверь и впустила нас в вожделенное жилище. Соседки мгновенно набросились на нее, словно стая пираний, но она стойко оборонялась, доказывая, что нужно было лишь постучать деликатно в дверь, попросить молодежь вести себя потише — публика, между прочим, более чем приличная: журналист, музыкант, студент — и все было бы пристойно и замечательно. И уж никак не морозить за дверью двух девочек с неустойчивой психикой (соседки приняли накрашенного Бэта за мою подружку, и Таис — для большей жалостливости, не стала развеивать их заблуждение), склонных к депрессии и суициду, да еще и в столь замечательный для одной из девочек день: праздник совершеннолетия, бывающий, как известно, раз в жизни.
Соседки заткнулись, поняв, что ее не переспоришь, и удовольствовавшись видом Бэта, смиренно моющего пол и протирающего зеркало в прихожей (накануне в приступе нарциссизма он долго и нежно лобзал свое отражение).
Даже не отдышавшись после выйгранной битвы, Таисия переключилась на нас и выдала все, что думала о нашем угарном веселье, о том, как подло мы ее подставили, и о долготерпении бедных пожилых женщин — другие без долгих разговоров вызвали бы милицию посреди ночи, а не стали мучаться до утра.
Но Бэт быстро ее обезоружил.
— Я просто в восхищении от вас! Честно, это не комплимент. Вы так яростно защищали свою дочь, и меня заодно, от этих полногрудых фурий. Особенно одна из них — воистину 'птица с лицом вещества и безумья'. Я инстинктивно прикрывал свою печень, когда она приближалась ко мне с правой стороны… Если б мои родители так меня защищали и оберегали, клянусь, я гораздо реже проклинал бы свою жизнь и тусовался на суицидных форумах.
На это Таис не сумела найти в себе ничего язвительного и предложила попить кофе. И даже помогла убраться в комнате и перемыть гору грязной посуды.