Неверный муж
Шрифт:
– Нелюбовь? – повторяю глухо. Сердце продолжает задыхаться. Мысленно делаю ему прямой массаж. Моя ладонь, лежащая на спинке стула, сдавливается до побелевших костяшек. Раз за разом сжимаю ее, испытывая боль.
Прячу глаза в ворохе бумаг на офисном столе.
Матвей резко поднимается с места и отворачивается к большому окну. Располагает руки в карманах строгих брюк. Исследую его затылок с чуть отросшими светлыми волосами, белизну идеально отглаженной, по всей видимости, женой дорогой рубашки, стрелки на серых брюках. Жду,
– Нелюбовь, - хрипло проговаривает, смотря на улицу. – Мы притянулись только благодаря сексуальной энергии. Наши отношения были завязаны лишь на сексе. Просто-напросто в свое время мы… недотрахались.
Недотрахались!
Делаю основательный вдох-выдох.
– Надо завершить то, что начали. Прожить эту сексуальную похоть до конца. Потому что эта… проблема. Она мешает жить дальше, мешает двигаться вперед.
Матвей разворачивается и, окинув меня палящим взглядом, продолжает:
– Я хочу полноценную семью, поэтому должен закрыть гештальт.
Нервно смеюсь, растирая лоб пальцами. Потихоньку прихожу в себя. Сердце ощутило очередную шоковую терапию и запускается на новый круг кровообращения.
– А при чем тут я? – узнаю непонимающе. – Сходи к психологу.
– Я ходил.
– Сожги куклу с моим лицом, напиши письма умершим родственникам, я не знаю, что там еще можно сделать?
– Я хочу пойти путем, что тебе озвучил, - непримиримо произносит, снова размещаясь в кресле.
– А мне какая радость с этого?
– Я оставлю договор в неизменном виде, со старой ценой, - проговаривает он, кивая на бумаги передо мной.
Бегло просматриваю шапку договора и пункт со стоимостью аренды.
– Срок нашего с тобой... хм... соглашения до Нового года. Я снял квартиру поблизости. Встречаемся два раза в неделю. Никаких ресторанов, клубов, никто не должен видеть нас вместе. Строгая конфиденциальность.
– А что будет дальше?
– После Нового года ты вольна делать все, что хочешь, но это никак не скажется на твоей аренде. Живи и работай.
Закусив губу, рассматриваю его родинку на шее, перемещаю взгляд на верхнюю пуговицу рубашки. Подумав, интересуюсь:
– А если за эти почти пять месяцев у тебя ничего не пройдет?
Матвей коварно улыбается и хохочет, откидывая голову на спинку кресла.
– Ты слишком высокого мнения о себе, Вика, - говорит он посмеявшись.
– Пять месяцев будет за глаза.
Глава 12. Виктория.
Тишина, которая создается в кабинете после предложения Матвея, так сильно резонирует с нарастающим гулом в моей голове, что хочется сбежать.
Сбежать от светло-серых глаз, от его запаха, от прошлого, от него и в какой-то мере даже от себя… в настоящий момент хочется вообще исчезнуть. Сгинуть.
Вместо этого, словно во сне поднимаю голову и целюсь на Матвея.
Смотрю прямо, словно раздумывая. В меру дерзко, в меру безразлично.
Я сильная.
Я всегда это знала.
Сдалась я в жизни только один раз. Когда уступила его отцу. Банально, но испугалась за благополучие Марка.
Со мной почти сутки «разговаривали». Люди обученные, подкованные с точки зрения психологии и реакций женщины. Знающие, как именно нужно вызвать страх. Возможно, применили гипноз, точно не помню.
Все было как в тумане.
Пожалела ли я?!
Тысячу раз.
Ровно до того холодного дня, когда умер мой второй сын. В тот день я клятвенно пообещала, что больше ни о чем и никогда не буду сожалеть.
И бояться тоже больше не буду.
Весь ужас обстановки заключается в том, что мне до смерти хочется согласиться на его безумное предложение.
У меня никогда не было серьезного рода зависимостей, вроде алкогольной или, не дай бог, наркотической. Я даже десерты не особо люблю.
Ситуация с агонией по мужчине напротив - первейшая в моей жизни тяжёлая зависимость.
Онсказал мне миллион страшных слов.
Онобидел меня так, как только мужчина может обидеть женщину. Как только может убить словом человек другого человека!
Он обидел меня так, как будто он и не человек вовсе…
«Недотрахались»!
Не знаю, что Матвей там себе сочинил, но с моей стороны тогда, два года назад. Это была любовь. Я любила его взахлёб!.. Любовь. Которую я мечтаю перестать испытывать. Хоть на секундочку, на гребаное мгновение хочу перестать чувствовать эти стянутые канаты в груди.
А чтобы чувства перестать ощущать, их надо прожить как следует от начала и до конца. И хорошие, и плохие.
Поэтому пока Матвей Андреев будет стремиться «дотрахаться», я буду все эти пять месяцев заниматься тем, чтобы окончательно его долюбить.
Долюбить и отпустить.
Раз и навсегда.
Облизываю пересохшие губы и хватаю шариковую ручку, лежащую рядом с договором.
– У меня есть несколько условий, - говорю деловым тоном, распрямляя спину.
Матвей довольно скалится, вальяжно разваливается в кресле и царапает пальцами щетину на щеке.
– Говори.
– Первое – никаких извращений и никакой боли. Только классический секс.
– Пфф… По-моему, я никогда в жизни не давал тебе повод думать, что я садист, - озадачивается.
– Я тебя… не знаю, - обрываю его, делая взмах рукой. – Ты для меня чужой.
Ловлю в его глазах отголоски жгучей боли и внутренне расслабляюсь.
Да, мой хороший, я тоже умею метиться в рваные раны.
– Окей, - говорит Матвей сдавленно. – Без извращений. Могу гарантировать.
Киваю и опускаю глаза, чтобы перевести дух. Нас бьют – мы летаем!