Невероятная частная жизнь Максвелла Сима

Коу Джонатан

Не выключая двигателя, я вылез из машины, обошел ее и прислонился к дверце, глядя на дом. Здесь я прожил тринадцать лет, с 1976 года. Я, мама и папа. Дом совсем не изменился, ни в чем. Я постоял еще минуты две-три, поеживаясь на мартовском ветру, потом залез в машину и поехал дальше.

— Ну и что я должен был почувствовать? — рассуждал я, направляясь обратно на трассу А38, которая вела в центр города. — А может, подумать о чем-нибудь важном? Я уже двадцать лет с лишним не живу в этом доме. Да, я здесь вырос. Провел свое детство. И вот возвращаюсь, гляжу и, честно признаюсь, практически ничего не чувствую. Детство у меня было самым обычным, без каких-либо необыкновенных событий. Впрочем, как у всех в здешней округе. Ничем не примечательное детство. Вот так и надо написать на моем могильном камне: «Здесь лежит Максвелл Сим, самый обычный парень». Эпитафия — закачаешься. Неудивительно, что я надоел Каролине. Неудивительно, что Люси

не рвется общаться со мной. Что мы втроем, с отцом и матерью, делали такого в том доме на протяжении тринадцати лет, чего не делали другие семьи в точно таких же домах в Бирмингеме или в любом уголке страны? А главное, зачем все это было? Вот что мне хотелось бы знать. Я ведь немногого прошу, а? Только выяснить, в чем смысл всего этого. Ну и в чем же он, мать его так?

— До развязки полмили, — сказала Эмма. — Держитесь левее, затем сразу сворачивайте.

У этой женщины на все найдется ответ.

13

— Следуйте прямо, расстояние две мили.

Теперь я ехал мимо старого завода в Лонгбридже. Точнее, мимо зияющей дыры в пейзаже, где когда-то стоял завод. Странное было ощущение. Когда возвращаешься в места, где жил раньше, ты, конечно, ожидаешь увидеть перемены, но скорее косметические перемены — редкие новые строения, разбросанные там и сям, кое-где яркие краски вместо блеклых прежних. Но тут все было совсем иначе: огромный завод в несколько корпусов, тянувшихся на много квадратных миль, вибрируя от шума станков, звеня голосами тысяч мужчин и женщин, что стекались сюда со всей округи, — все исчезло. Все разрушили и сровняли с землей, так что и следов не осталось. А посреди этой огромной городской пустоши возвели рекламный щит, возвещавший, что очень скоро феникс восстанет из пепла: на этом месте «по современному проекту» отстроят «эксклюзивное жилье» и торговый центр — поселок-утопию, где у людей не будет иных забот, кроме как поесть, поспать и пройтись по магазинам. Работать, очевидно, им уже будет не нужно, а значит, никакой тягомотины вроде раннего подъема по утрам с целью вовремя добраться до заводских ворот, чтобы заняться столь вульгарным делом, как производство.Мы что, совсем из ума выжили? И напрочь позабыли, на чем зиждется процветание, — на чем-то твердом, что можно пощупать? Даже таким, как я, которые в последнее время только и делали, что бумажки перебирали да новостные сайты проглядывали, ясно: мы движемся куда-то не туда — снос заводов ради возведения магазинов уже не кажется блестящей идеей, и вряд ли разумно менять крепкие основы общества на воздушные замки.

— До поворота три четверти мили.

Я обнаружил, что ехать через Нортфилд более не обязательно: у местных властей нашлись деньги на строительство новой объездной дороги, настолько новой, что даже Эмма о ней не знала. Она путалась и сбивалась, пока я сновал по развязкам и тормозил на красный свет. Впрочем, даже когда она выдавала противоречивые советы и яростно ворочала мозгами, ее тон оставался абсолютно невозмутимым. Чем нельзя было не восхищаться. Какая женщина. В Селли-Оук [21] ее проблемы закончились, и она уверенно провела меня по извилистому маршруту вплоть до Хегли-роуд. [22] Я прибыл туда в начале четвертого и сразу зарегистрировался в «Кволити Отель Премьер Инн», где номер на одного стоит чуть более сорока фунтов за ночь — в рамках бюджета Алана Кета. Комната была не очень большой, и вид из окна открывался не самый восхитительный — второй этаж, окно во двор, — но меня это вполне устраивало. На столе я обнаружил чайник и пакетики «Nescafe», заварил кофе и прилег на полчасика передохнуть. Мне было немного тоскливо, и я уже собрался позвонить Линдси, но все же решил отложить звонок до вечера.

21

Район на юго-западе Бирмингема.

22

Улица в Бирмингеме, застроенная гостиницами.

До визита к Бирнам оставалось полтора часа — достаточно времени, чтобы съездить в Кингз-Нортон, на кладбище. Так я и поступил. Мамина могила выглядела аккуратно. Я купил цветы в местном «Теско-экспресс» и прислонил их к памятнику. Вазы или другой емкости у меня с собой не было. Барбара Сим. 1939–1985.И только-то. Отец хотел очень простую надпись, «без завитушек», как он мне тогда объяснял. Умерла в сорок шесть лет. Я уже старше. Я прожил дольше

моей матери, но, по-моему, пройдет еще немало лет, прежде чем я почувствую себя таким же взрослым, какой она мне всегда казалась. Мама родила меня в двадцать два года. Последние двадцать четыре года своей жизни она посвятила мне, все без остатка. Нянчила, растила, наблюдала, как я становлюсь самостоятельным. Она любила меня безоговорочно, таким, какой я есть. Возможно, она не блистала умом, и образования ей не хватало, и она не понимала поэзии моего отца (как и я, если на то пошло), но эмоционально она была куда старше своих лет. То ли обстоятельства сделали ее такой, то ли ее поколение, пережившее в детстве войну, взрослело быстрее, чем мои сверстники. Как бы там ни было, я преклонялся перед ней (именно так — никакое другое слово не годится), она была прекрасной матерью. Не сравнить с моим жалким родительским опытом.

1939–1985.Этого мало. Надо написать на памятнике что-то еще, по-настоящему значительное.

И что же?

— Она была очень милой, твоя мама. Мы с Дональдом всегда так считали. Поверишь ли, мы чуть ли не каждый день ее вспоминаем.

Миссис Бирн, налив молоко в чай, положила в мою чашку две ложки сахара — столько, сколько я и просил. Руки у нее слегка дрожали. Первые признаки Паркинсона? Взяв поднос с посудой, я последовал за ней в оранжерею.

— Весьма интригующе. — Мистер Бирн изучал ТО 009. Вертел щетку в руках, разглядывал на свет, хотя на улице уже смеркалось. — Каков твой план? Сколько ты надеешься продать?

— Беседовать с Барбарой было одно удовольствие. Бывало, сядешь с ней рядом на каком-нибудь собрании или в гостях и не заметишь, как время пройдет.

Миссис Бирн все еще вспоминала мою мать. Поддерживать разговор с миссис и мистером Бирн оказалось нелегко: оба высказывались одновременно и на совершенно разные темы.

— Продажи сейчас — не главное, — ответил я (мистеру Бирну). — Неважно, продам я что-нибудь на этой неделе или нет.

Это было правдой — до некоторой степени. «Зубные щетки Геста» уже наладили связи с основными сетями, торгующими фармацевтикой, включая супермаркеты; заказы обычно делались оптом по Интернету или телефону. Однако Алан рекомендовал не пренебрегать независимыми точками, и, если я вдруг наткнусь на такую, следовало нагрянуть туда и показать наш товар. Эта составляющая поездки мне не особо улыбалась. Я давно не предлагал товар незнакомым людям, заявляясь к ним нежданно-негаданно.

— Красиво сработано, спору нет, — похвалил мистер Бирн. — Нам такие тоже не помешали бы.

— Ну, тогда, — я вынул из внутреннего кармана пиджака еще одну щетку, — вот вам подарок. Прошу принять с наилучшими пожеланиями от «Зубных щеток Геста».

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Что ж, отлично. Правда, это отлично, Сью?

Миссис Бирн рассеянно кивнула, она явно думала о чем-то своем. Передав мне чашку с чаем и булочку домашней выпечки, она сказала:

— Значит, ты едешь в Абердин?

— Верно.

— Тогда ты должен обязательно навестить Элисон. Она тебе ужасно обрадуется.

— Ох, помолчи, Сью, — замахал руками мистер Бирн. — У него нет времени встречаться с Элисон. Скажи-ка, Макс, Гарольд сдает свою квартиру в Личфилде? Мы туда уже несколько лет не наведывались, а когда я с ним последний раз разговаривал, он собирался ее сдать.

— Но я не понимаю почему, — возразила миссис Бирн. — Почему нельзя, например, заглянуть на чашку чая? Ему ведь все равно ехать через Эдинбург, если он направляется в Абердин.

— По-моему, отец не нашел жильцов, — сказал я мистеру Бирну и обратился к его жене: — Кажется, там есть кольцевая дорога, так что мне не придется ехать через центр.

— Он упускает хорошие деньги, — заметил мистер Бирн.

— Да, но до Элисон легко добраться и от кольцевой дороги, — сообщила миссис Бирн.

— Пойду-ка я, принесу ключи.

— Пойду-ка я, принесу карту Эдинбурга.

Оба удалились, каждый по своим делам, а я пил чай, жевал булочку и смотрел на их сад. У них был большой красивый сад, спускавшийся уступами до самого водоема. За оградой виднелась тропинка, по которой можно было обойти водоем вокруг. Занимала эта прогулка около получаса, насколько я помнил. Я однажды гулял там с Элисон. Мне тогда было лет пятнадцать, и случилось это незадолго до нашего совместного семейного путешествия в Озерный край. Наверное, я пришел к Бирнам повидаться с Крисом, но не застал его и отправился гулять с Элисон по тропе, огибающей водоем. Элисон года на два старше меня, и в ту пору у нас с ней складывались немного странные отношения — полудружба, полуфлирт. (Я чувствовал, что мне полагается считать ее более привлекательной, чем она мне казалась на самом деле, — если вам понятно, о чем я.) Надо ли встречаться с ней в Эдинбурге? Заглядывать на чашку чая? Я не видел ее со свадьбы Криса, то есть более пятнадцати лет. Пожалуй, ничего страшного, если я с ней увижусь…