Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и ее жестокосердной бабушке (сборник)
Шрифт:
– Вы умрете от такой жизни, какую ведете сейчас, – сказал старый Хакоб.
– У меня столько денег, – сказал сеньор Эрберт, – что нет причин умирать.
Он повалился на постель. Он спал дни и ночи, храпя, как лев, и прошло столько дней, что люди устали ждать. Им пришлось откапывать крабов и есть их. Новые пластинки Катарино стали такими старыми, что никто не мог слушать их без слез, – пришлось закрыть лавку.
Много времени спустя, как заснул сеньор Эрберт, в дом старого Хакоба постучался священник. Дверь была заперта изнутри. Спящий при
– Я хочу с ним поговорить, – сказал священник.
– Надо подождать, – сказал старый Хакоб.
– У меня нет столько времени.
– Садитесь, святой отец, и ждите, – повторил старый Хакоб. – А пока сделайте одолжение – поговорите со мной. Я уже давно ничего не знаю о мире.
– Люди разбегаются. Очень скоро поселок станет таким же, как раньше. Вот и все новости.
– Вернутся, – сказал старый Хакоб, – когда море вернет запах роз.
– Пока что надо как-то сохранить иллюзии у тех, у кого они еще остались, – сказал священник. – Надо как можно скорее начать строительство церкви.
– Поэтому вы и пришли к мистеру Эрберту, – сказал старый Хакоб.
– Именно так, – сказал священник. – Гринго очень добры.
– Тогда ждите, святой отец, – сказал старый Хакоб. – Может, все-таки проснется.
Они стали играть в шашки. Это была долгая и трудная партия, они играли много дней, но сеньор Эрберт не проснулся.
Святой отец в конце концов пришел в отчаяние. Он везде бродил с медной тарелочкой для сбора пожертвований на строительство церкви, но того, что он раздобыл, было очень мало. От всех этих умоляний и упрашиваний он делался все более прозрачным, кости его начали стучать друг о друга, и однажды в воскресенье он приподнялся над землей на две кварты, но об этом никто не узнал. Тогда он сложил одежду в чемодан, в другой – собранные деньги и распрощался навсегда.
– Запах не вернется, – сказал он тем, кто пытался его отговорить. – Нельзя закрывать глаза на очевидное – поселок погряз в смертном грехе.
Когда сеньор Эрберт проснулся, поселок был таким же, как раньше. Дождь месил грязь, изгнавшую людей с улиц, земля снова стала бесплодной и черствой, будто из кирпича.
– Долго же я спал, – зевнул сеньор Эрберт.
– Вечность, – сказал старый Хакоб.
– Я умираю от голода.
– Все остальные тоже, – сказал старый Хакоб. – Только и осталось – идти на берег и выкапывать крабов.
Тобиас нашел сеньора Эрберта ползающим по песку с пеной на губах и удивился, как голодные богачи похожи на бедняков. Сеньор Эрберт не мог найти подходящих крабов. Под вечер он предложил Тобиасу поискать что-нибудь поесть на дне моря.
– Что вы, – попытался предостеречь его Тобиас, – только мертвые знают, что там внизу.
– Ученые тоже знают, – сказал сеньор Эрберт. – Там, где кончается море кораблекрушений, внизу, под ним живут черепахи с очень вкусным мясом. Раздевайся и пойдем.
И они пошли. Отплыли от берега, потом ушли в глубину, все дальше
– Он опустился на дно в воскресенье, около одиннадцати утра, – сказал сеньор Эрберт. – Должно быть, был потоп.
Тобиас поплыл к поселку, но сеньор Эрберт знаком показал ему следовать за ним в глубину.
– Там розы, – сказал Тобиас. – Я хочу, чтобы Клотильда увидела их.
– В другой раз вернешься со спокойной душой, – сказал сеньор Эрберт. – А сейчас я умираю от голода.
Он опускался как осьминог, таинственно шевеля длинными руками. Тобиас, изо всех сил старавшийся не терять его из виду, подумал: должно быть, так плавают все богатые. Постепенно они прошли море многолюдных катастроф и вошли в море мертвых.
Их было так много, что Тобиас подумал – он никогда не видел сразу столько живых людей. Они плыли не шевелясь, лицом кверху, один над другим, и вид у них был какой-то забытый.
– Это очень древние мертвецы, – сказал сеньор Эрберт. – Нужны века, чтобы достичь такого успокоения.
Пониже, там, где были недавно умершие, сеньор Эрберт остановился. Тобиас догнал его в тот момент, когда мимо них проплывала очень юная женщина. Она лежала на боку, глаза у нее были открыты, и за ней струился поток цветов.
Сеньор Эрберт приложил палец ко рту и так и застыл, пока не прошли последние цветы.
– Это самая красивая женщина, которую я видел в своей жизни, – сказал он.
– Это жена старого Хакоба, – сказал Тобиас. – Здесь она лет на пятьдесят моложе, но это она. Уверен.
– Много она обошла, – сказал сеньор Эрберт. – За ней тянется флора всех морей мира.
Они достигли дна. Сеньор Эрберт несколько раз повернул, идя по дну, похожему на рифленый шифер. Тобиас шел за ним. Только когда глаза привыкли к полумраку глубины, он увидел, что там были черепахи. Тысячи – распластанных на дне и таких же неподвижных, что они казались окаменелыми.
– Они живые, – сказал сеньор Эрберт, – но они спят уже миллионы лет.
Он перевернул одну. Тихонько подтолкнул ее кверху, и спящее животное, скользнув из рук, стало подниматься по неровной линии. Тобиас дал ей уплыть. Он только посмотрел туда, где была поверхность, и увидел всю толщу моря, но с другой стороны.
– Похоже на сон, – сказал он.
– Для твоего же собственного блага, – сказал сеньор Эрберт, – никому об этом не рассказывай. Представь себе, что за беспорядок люди учинят в мире, если узнают об этом.
Была почти полночь, когда они вернулись в поселок. Разбудили Клотильду, чтобы она вскипятила воду. Сеньор Эрберт свернул черепахе голову, но когда ее разделывали, всем троим пришлось догнать и отдельно убить сердце, потому что оно выскочило и запрыгало по двору. Наелись так, что не могли вздохнуть.