Невероятно пламенный
Шрифт:
– Вот!
– закричала мама и показала на компьютер. Я освободилась от её хватки и сделала шаг вперёд. Не веря своим глазам, я смотрела на экран. О нет ... это была я ... я в моём забеге и к тому же крупным планом ... Когда мама научилась использовать ноутбук?
– Почему он включен?
– спросила я в замешательстве.
– Почему - я не понимаю ...
– Давай не притворяйся глупой! Я захожу в твою комнату, потому что хотела занести твоё постиранное бельё, вижу, что компьютер ещё включен, хочу закрыть его - и потом, потом вижу это ...
– Мама опустилась, всхлипывая на мою кровать.
–
– Они были не скользкие, и я могу хорошо держать равновесие ...
– Люси, мне принести твои медицинские записи? Рассортированные в трёх толстых папках, три папки, а тебе только тринадцать!!!
– Мама, пожалуйста, не так громко.
– Я зажала уши руками.
– И перестань реветь.
– Боже дитя, ты хочешь себя убить? Папа сидит внизу, в своём подвале и смертельно бледен, почти так же бледен как его - да, как его клиенты! Он чуть не заплакал, когда я показала ему клип. Мы всегда думали, ты встречаешься с Сеппо и ребятами, и вы разговариваете и играете, но вместо этого - вместо этого ты вот чем занимаешься!
В первый момент я хотела сказать ей, что я, само собой разумеется, встречаюсь с ребятами, и мы занимаемся этим вместе. Что Сеппо всегда был рядом и присматривал за нами. Что вообще-то он научил меня всему этому. Но в фильме можно было видеть только меня. А не ребят. Я не могла предать их. Ни Сеппо, ни Сердана, ни Билли. Мы были одной командой.
– Это доставляет мне удовольствие, мама. Я чувствую себя при этом хорошо.
– Мне всё равно, - ревела она. Ей действительно нужно присоединиться к Леандеру.
– Есть и другие вещи, когда можно чувствовать себя хорошо! Вещи, которыми не убьёшь себя! Ты когда-нибудь задумывалась, как это будет для нас, если вдруг перед дверью появиться полиция и скажет: Здравствуйте госпожа Моргенрот, мы нашли вашу дочь рядом с домом под снос. Она упала с крыши. Что мы должны тогда думать, а? Что?
– Что за вздор, мама, я до сих пор жива, и делая это, я ещё никогда серьёзно не была ранена. Ну ладно, окей, иногда, но я не погибла, и ... я хочу этим заниматься, это часть меня и я буду продолжать.
– Нет. Нет, Люси, ты не будешь.
– Мама прекратила плакать, поднялась и высморкалась, прежде чем посмотреть на меня. Ещё никогда она так не смотрела на меня, как она теперь сделала это. Вообще-то мама смотрела всегда мило, даже когда была злой. Как толстенький, пушистый плюшевый медвежонок, на которого невозможно злиться. Но теперь - теперь было по-другому. Теперь в её лице не было ничего милого.
– Ты не можешь запретить мне это!
– Нет, могу, я твоя мать и с этого дня запрещаю тебе делать это! Следующие два месяца ты будешь находиться под домашним арестом, а я буду здесь и следить за каждым твоим шагом, моя барышня, за каждым, слышишь! После школы ты будешь приходить сразу же домой, а затем и оставаться здесь. Я так же уже позвонила твоим учителям и предупредила их, чтобы они следили за тобой.
– Ты этого не сделала ..., - прошептала я. Что только случилось с моей матерью? Она всегда позволяла мне делать то, что я хотела, и доверяла мне. Никогда не контролировала меня.
– Как ты только могла такое сделать? Это же неловко!
– Я должна была, Люси. Ты обманула меня. Любая история о всех твоих несчастных случаях была ложью. Я не могу тебе больше доверять. Твой ужин я принесу тебе в комнату. Сегодня я не хочу тебя больше видеть.
– Я тоже больше не хочу видеть тебя!
– воскликнула я, после того, как она хлопнула дверью, и услышала, как снаружи она снова начала всхлипывать.
– И твой рёв я не могу больше слышать. Ты считаешь, наверное, это смешным, не так ли?
– прошипела я и бросила взгляд на Витуса. Ослеплённая я покачнулась назад. Его глаза были открыты! Нет, это были не глаза, это был белоснежный, ослепительный свет, как два блестящих озера, без зрачков, без радужной оболочки, без единого контура. И уже его веки снова закрылись и он неподвижно завис.
Неужели он только что услышал меня? Что всё это значило? Действительно ли он смотрел на меня? Но, прежде всего: Был ли он тем, кто включил клип? Я ломала себе голову, но не могла вспомнить, что уже смотрела его сегодня. Так что это должен быть кто-то другой, кто включил его. Неужели Витус? Мог ли интуит обращаться с компьютером?
Конечно, нет, если они никогда не наблюдали за людьми и не слушали их. С сердитым щелчком мышки я закрыла окно клипа и снова перед мной на экране появились бесчисленное количество версий Stille Nacht, heilige Nacht и Il n’y a pas d’amour heureux.
Леандер ... Леандер мог обращаться с ноутбуком. И он мог открывать мои фавориты в YouTube. Он, должно быть, был здесь и включил фильм! В конце концов, он никогда не мог привыкнуть к тому, что я занималась паркуром, а я оскорбила его морскими свинками; да он был глубоко оскорблён, когда улетал - и такое подлое действие подходило к нему. Да, это подходило.
Леандер предал меня.
– Я ненавижу тебя, - прошептала я, и слёзы ярости текли по моему лицу.
– Ты снова сделал это и в этом раз выиграл. Я ненавижу тебя всем сердцем.
О да, я ненавидела его. Он всё мне испортил. И как он мог понять меня, почему спорт столько много для меня значил? У него ведь не было чувств. А если он человечил, то его труппа выбивала это из него.
Никто не понимал, что я при этом чувствовала - кроме Сеппо и Сердана и Билли, но они не смогут объяснить это моим родителем, потому что мама тут же побежит к маме Сеппо, а она будет бушевать ещё больше, чем моя мама. Никогда я не смогу убедить Сеппо помочь мне, если при этом натравлю на него его же мать.
Мама без стука зашла в комнату и поставила поднос с чашкой чая, булочкой и фрикадельками рядом с моей кроватью. Да это было как в тюрьме. А фрикадельки я вообще не хотела. Она напоминали мне о Леандере.
– Люси, я не хочу запирать тебя, но ты моя дочь, я несу ответственность за тебя. Я не могу позволить тебе продолжать делать такое дальше, это опасно для жизни. Не можешь ли ты пообещать мне, без всякой лжи, что ты не будешь больше заниматься этим? Посмотри мне в глаза...
Я посмотрела на неё, но не смогла выдержать её зарёванного взгляда. Такой мама мне не нравилась. Внезапно она стала для меня как чужой. Я хотела мою недалёкую, неуклюжую маму, как раньше, но не эту.