Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
– С ней покончено!
– ответил Фанфан, присев по его приглашению на постель, и подробно рассказал, как было дело.
– Как видишь моя идея оказалась неплоха, - заметил брат Анже, - хоть я и не надеялся наставить на путь истинный мсье Пиганьоля! Тем лучше! Его падение становится не столь ужасным!
– продолжал он, задумчиво помолчав.
– Но у Жюльена и Хлыста хватит наглости продолжать свою преступную затею, хотя и знают, что тебе все известно!
– Такого мнения Пиганьоль, да я и сам так думаю!
– Ладно, тогда придется дать им понять, что ты можешь сообщить в полицию! Как, возьмешься?
– Это излишне, мсье, я поступил лучше - ушел оттуда. Они нагнали на меня страха!
– Ушел?
Только теперь брат Анже заметил, что Фанфан ещё элегантнее, чем при их последней встрече, что он в каштанового цвета панталонах, того же цвета чулках, изящных туфлях - и с треугольной шляпой в руках. У ног его лежал довольно большой, тщательно увязанный ранец, которого брат Анже прежде не заметил.
– Это значит, ты...
– протянул брат Анже.
– Отправляюсь странствовать по Франции, мсье!
– самым решительным тоном отвечал Фанфан и указал на ранец:
– Там три рубашки, шесть носовых платков, кожаные дорожные башмаки, мои Расин и Плутарх, хороший нож для мяса и два пистолета.
– А деньги у тебя есть?
– Десять ливров.
– Не слишком много для странствий по всей Франции! Я мог бы дать тебе ещё ливров с полсотни!
– Заранее благодарен!
– Фанфан был в восторге.
– Нет, подожди! Я же не сказал, что дам их тебе обязательно! Ты даже не спросил, а я согласен?
– недовольно пробурчал он.
– Знаешь же, что у меня на тебя иные виды, точнее говоря, у меня были иные планы, - добавил он с столь грустным выражением, какого до сих пор Фанфану у него видеть не приходилось.
– Признаюсь, я немного огорчен...
– Именно так я и подумал!
– Но подожди!
– повторил брат Анже, вновь оживая.
– Я ведь не сказал последнего слова!
– При этом он непроизвольно помахал письмом, написанным монсиньору герцогу, и снова вспомнил Жанну. Потрясенный мыслью, что Фанфан может исчезнуть и, несомненно, навсегда, он понял вдруг, что нужно немедленно решать, как избежать непоправимого, и что остался лишь один выход: привести Фанфана, захочет он или нет, к его матери! "- Ну разве Жанна в силах будет устоять при виде столь прелестного мальчугана, такого изумительного в своем роде", - говорил себе брат Анже, хотя и полон был тревоги, не имея понятия, как сделать это, чтобы не вызвать скандала и не поставить под удар карьеру дочери.
– Так ты всерьез решил уйти?
– Да!
– Не понимаю, как мадам Колиньон тебе позволила!
– воскликнул он с известной долей огорчения, все ещё не придя в себя от неожиданного сюрприза. Ведь только для того, чтобы устроить Фанфану аудиенцию у герцога Орлеанского, понадобилось бы не меньше двух недель!
– Элеоноре я ничего не сказал, - ответил Фанфан.
– Хотел уйти и от нее, и от Фаншетты...
– Поскольку брат Анже удивленно уставился на него, добавил: - Дело не только в Жюльене с Хлыстом.
На миг умолкнув, закончил свои излияния фразой, поставившей брата Анже в тупик:
– Все время печь, все время разносить продукты - с ума сойти можно!
– О!
– удивился брат Анже, потом спросил:
– Ты называл её Элеонорой?
– Ну разумеется, - ответил Фанфан, который думал совсем о другом: даст ли ему брат Анже тех пятьдесят ливров.
– А!
– протянул брат Анже, сказав себе в душе: "- Ну и дети пошли!"
С трудом поднявшись с постели, в длинной ночной сорочке, спадавшей до пола, так что закрыты были даже пальцы ног, он был похож на длинную жердь. Покряхтывая, дошел до умывальника и налил стакан воды.
– Что-то вы неважно выглядите!
– сочувственно заметил Фанфан. Брат Анже, приложив руку к груди, поморщился.
– Нет-нет, - задыхаясь возразил он.
– Нет, правда, поверь мне!
Фанфан видел, что тот весь посинел, но ничего не сказал. Снова ему захотелось плакать - как перед тем, когда он покидал Элеонору и Фаншетту, Николя Безымянного и Святого Отца, не набравшись духу даже распрощаться с ними. Теперь же он сумел сдержать себя, чтобы не испугать брата Анже, поскольку понял, что брату Анже осталось жить недолго.
Именно эта жестокая мысль заставила его внезапно воскликнуть:
– Если хотите, брат Анже, на несколько дней я могу остаться у вас... а вы расскажете, что может ожидать меня в пути!
– И, говоря это, он пытался улыбнуться, и добавил: - Я свой отъезд немного отложу!
– А, это мне нравится больше, - заметил брат Анже и вздохнул облегченно, поняв, что получил отсрочку, и что ему ещё может удасться уговорить Фанфана отказаться от его бессмысленного плана.
* * *
Всю ночь, пока Фанфан спокойно спал рядом, брат Анже размышлял, каким же образом лучше свести сына и мать лицом к лицу.
Жанна, ещё не ставшая "официальной" королевской метрессой, жила ещё не в Версале, а на рю де ля Жусьен, в собственном дворце, где поместил её Дюбарри ещё несколько лет назад. То был роскошный дворец с целой командой слуг, туда наведывалось множество дворян, и в их числе такие именитые, как герцог Дюра и герцог де Ришелье, законодатели мод, знаменитые поэты - члены Академии, да и нечлены тоже, которых привлекала прежде всего красота хозяйки дома, ну а потом ещё и то, что её осеняло ныне королевское величие.
Брат Анже, всесторонне обдумав свою проблему, пришел наконец к мысли, что в шахматную партию нужно ввести фигуру, имевшую на Жанну куда больше влияния, чем он сам. И это была никто иная, как мать Жанны - да-да, Анна Рансон, прекрасная Анна, которая когда-то была расстроена её беременностью, но которая позднее, по мере роста Жанниных успехов, с течением времени смирилась - уже настолько, что перешла жить под её кров! Это счастливое сосуществование возникло благодаря графу Дюбарри. Году в 1763 или 1764 граф Дюбарри благодаря махинациям с поставкой припасов для армии завязал отношения с Рансоном, который был, как мы помним, супругом Анны и, как по крайней мере думал он сам, отцом Жанны. Граф Дюбарри устроил, чтобы Рансона назначили сборщиком соляных податей во Фресне-сюр-Сарт, куда Рансон и убыл - и хитрец граф поселил у себя не только его дочь, но и её мать, причем мы не беремся утверждать, что его любовницами стали обе!