Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
И Фанфан подробно изложил Оливье и Авроре ту давнюю историю, которая произошла на рю Неф-де-Пти-Шамп. Он видел перст судьбы в том, как странною причудою судьбы прошение о помощи направлено было именно той женщине, которая когда-то свою помощь ему обещала! И если, разумеется, графиня не могла его вспомнить, не сомневался, что помощь не за горами!
– Как жаль, что я не знал, что ваш знакомый напишет именно ей! Я бы попросил напомнить ту сцену в магазине Лабилля и того малыша, который назвался Титусом!
Только теперь не в этом было дело! Фанфан уже буквально ощущал, как на
И ощущение, что протекция ему обеспечена, эта эйфория привели к тому, что он совершил поступок, который можно назвать примером рыцарства, но который граничил и с провокацией и заработал ему потрясающую репутацию во всей французской армии.
* * *
Однажды мартовским утром, когда Фанфан явился в лагерь, чтобы заступить на службу, - после незабываемо волшебной ночи, проведенной с Авророй (впервые они были не в мансарде, а в роскошной комнате для гостей дворца Баттендье, - тот так решил официально, конечно, не потому, чтобы жене удобней было заниматься любовью с Фанфаном, а для того, чтобы Фанфан мог выспаться в хорошо натопленной комнате), - так вот, этим мартовским утром Фанфан узнал, что автор гнусной песни о Рампоно разоблачен! Теперь виновник в кандалах сидел в подвале заброшенного дома по соседству с лагерем (подвал этот служил чем-то вроде гауптвахты).
Солдат этот, по имени Картель, в действительности вовсе не был разоблачен! Он просто хвастался в кругу солдат, что сочинил песню он, ну а доносчик передал полковнику!
Те, кто в тот вечер у костра были свидетелями, как Фанфан сочинил свои куплеты, могли бы доказать правду, но все любили Фанфана и терпеть не могли Картеля, известного хама и грубияна. И раз этот грубиян был к тому же и такой болван, что ложно похвалялся авторством куплетов, - пусть сам теперь и разбирается!
Таково было всеобщее мнение. Нужно сказать, что Картель, кривоногий, длиннорукий, заросший волосами до самых глаз, в свои тридцать лет известен был не только как болван и хам, но и как вор, обкрадывающий по ночам спящих товарищей!
Фанфан терпеть не мог Картеля, точно также как и все.
Когда получасом позже он услышал от лейтенанта де Шаманса (того, кто песенку распространил среди офицеров, но этого Фанфан не знал), так вот, когда Фанфан спросил у лейтенанта де Шаманса, что угрожает болвану-хвастуну, узнал, что Картель наверняка получит год каторги!
– Не больше, мсье?
– Нет, не думаю. Кроме того, мне кажется, он не сумеет настоять на своих словах. Для этого он слишком глуп! Так глуп, что я не верю ни на миг, что он мог выдумать "Марш мсье Рампердоно"!
– Как, вы назвали эту песню?
– Гм...
– только и ответил лейтенант, который выдал офицерскую тайну (хотя не всю - Фанфан так и не узнал, что офицеры добавили к его тексту ещё и припев:
"Мсье полковник Рампердон, о! о! о!
Имел огромный бомбардон, о! о! о!
Он пердит как буйный слон, о! о! о!"
Вместо этого лейтенант де Шаманс сделал круглые глаза:
– Разве я произнес какое-то название?
– Нет, разумеется нет, мсье, - Фанфан рассмеялся.
– Картель тут не причем, виновник -
– Поздравля... Гм! Да, я вас не могу поздравить, - лейтенант старался не расхохотаться.
– Но почему, черт побери, - спросил Фанфан, - Картель хвастался авторством этой песенки?
– Не знаю, друг мой! Каждый хочет блеснуть, даже таким образом. Но скажите мне...
– Да, мсье?
– То, что вы мне сказали, останется, надеюсь, между нами?
– Нет, мсье!
– ответил Фанфан.
– Я не хотел бы, чтобы вместо меня угодил за решетку невиновный, пусть он какой угодно болван и мерзавец!
Фанфан говорил правду. И можно полагать, что привела его к этому авторская ревность. Его раздражала мысль, что кто-то иной добьется славы, присвоив его творение. Но самым сильным мотивом для Тюльпана было желание хоть с голыми руками, но стать лицом к лицу с тем, кто когда-то столь жестоко его оскорбил и кому он собирался сообщить истинный повод появления куплетов.
Но, чтобы не преувеличивать отвагу Фанфана, заметим, - он считал себя неуязвимым, поскольку думал - ах, какой простак - что уже под охраной мадам Дюбарри.
И в результате пораженный лейтенант де Шаманс увидел, как Фанфан небрежным шагом направляется к шатру полковника Рампоно!.
5.
– Так это были вы, мсье?
– Я не хотел бы хвастаться, но чтобы восстановить истину, должен заявить: я в самом деле автор этой песни!
– И вы несете полную ответственность! Полную! Признавайтесь!
– Да, я как автор несу полную ответственность.
Фанфан видел полковника со стороны. Тот склонился над жаровней с тлеющими углями, рдевшей посреди его шатра и издававший душный запах торфа, кивая головой, словно клюя её, как птица.
Войдя в шатер, Фанфан отдал честь и тут же доложил полковнику, что сознается в авторстве куплетов. Взглянув на него, Рампоно нервно ущипнул себя за ухо и отступил к жаровне с угольками.
– По правде говоря, написана песенка неплохо, - заметил он, обернувшись к Фанфану. Был очень бледен, но нельзя сказать, от сдерживаемого гнева или от долгой болезни. Фанфан заметил, что монгольские его усы уже чуть тронула седина и что полковник выглядит весьма несчастным. Сейчас он подошел в упор к Фанфану, как делал это обычно, заложив руки за спину. И после долгого молчания бесцветным голосом сказал:
– Да, это смело: прийти сознаться!
– Я, мсье, не мог допустить, чтобы пострадал другой!
– Это делает вам честь! (Вновь ущипнул себя за ухо).
– Зачем этот болван так поступил?
Вновь наступила тишина, и Фанфан, смертельно перепуганный, ещё когда вошел в шатер, теперь был окончательно ошеломлен, поскольку знал, что за человек полковник. Ждал, что впадет в неслыханную ярость и может даже избить его, - но ничего подобного, Рампоно все ещё полностью владел собой, - то ли ещё был слишком слаб, то ли копил в себе ярость! Фанфан подумал, не сулит ли это ещё больших бед, и горло у него пересохло. Нужно сказать, что в тех косых взглядах, которые бросал на него полковник, было нечто опасное и злое - хотя, возможно это казалось от испуга!