Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2
Шрифт:
– А почему на вас было её платье? (Он даже вспотел от ревности). Её свадебное платье!
– Потому что я отдал ей свой костюм. Для того, чтобы она была не так заметна ночью. Все очень просто.
– Я не нахожу, что все очень просто, - прогремел Рампоно, - быть убитым вами!
– Мне очень жаль! Но вы же выстрелили первым!
– Я имел право стрелять в похитителя моей нареченной!
– Послушайте, мой старичок, - вмешалась Эвелина, похлопав его по здоровому плечу.
– Хватит об этом говорить, вы меня поняли? Меня никто не похищал. И вы в меньшей степени, чем кто-то другой, если мне будет позволена такая игра слов. Я сама лично приняла
И сказав это, она повернулась, взмахнув шлейфом своего платья по полу и подняв облачко пыли, и исчезла, как персонаж комедии Мариво, в той же двери, через которую появилась. Не бросив даже искоса взгляд на Тюльпана, взгляд, который указывал бы на то, что их комедия удалась.
Но находчивая Эвелина, вскоре вернувшись, воскликнула:
– Увы, когда я прибыла сюда, то моей матери, которая могла бы меня защитить от заточения в монастыре, Бастилии или Сен-Лазаре, от настойчивого желания мсье Рампоно жениться на мне, и от презренной слабости того, кого я никогда не называла своим отцом, а только господином бароном, это все, чего он заслуживал, так вот, моей матери здесь не было. Бедная мама, вот уже пятнадцать дней как она уехала в О де Форж, навязчивая мысль о моем замужестве с мсье Рампоно вызвала у неё колики. Я знаю это от её камеристки.
Совершенно очевидно, что это сообщение означало: Тюльпан должен сесть на свою великолепную гнедую лошадь и отправиться в О де Форж для того, чтобы предупредить мадам Курк так энергично, как только ему это удастся, о необходимости созвать всех друзей и родственников и вырвать свою дочь из этой неприятной ситуации.
– Господа, - сказал он после молчания, последовавшего за новой выдумкой Эвелины, - мой банальный визит вежливости привел к тому, что мне пришлось стать свидетелем событий, которые должны оставаться чисто семейными. Будьте уверены, что я уже обо всем забыл. Позвольте мне продолжить свой путь. Возле Гонфлера меня ждет моя невеста мисс Ненси Бруф, - добавил он, чтобы уложить ещё один камень в основание своей лжи.
– Это англичанка, которая там живет. Я люблю только англичанок.
Затем, низко поклонившись и извинившись за рану, которую он нанес генералу Рампоно в ходе событий, которые, как он сказал, очень сильно все перепутали, он медленно начал удаляться, пятясь задом и с сочувствием глядя на генерала и барона, совершенно разбитых намерениями Эвелины, твердыми намерениями, так как, следует сказать, они были выношены в течение пяти дней, но может быть, если бы не сегодняшняя язвительность, то его уход не закончился бы так трагически.
– Минутку, - сказал не повышая на этот раз голоса Рампоно, направляя на него его собственное оружие.
– Минутку. Все, что Эвелина и вы рассказали здесь, является это или не является ложью, - в данный момент не имеет значения. Я смогу это выяснить немного позже. Да, рано или поздно я выясню правду. Сейчас у меня много дел и это не личные дела.
Он испустил что-то похожее на лай, что должно было означать приказ, и в холле вскоре появилась дюжина жандармов, которые, повидимому, находились где-то неподалеку.
– Вы арестованы, рядовой Тюльпан, - продолжал генерал.
– И вы также хорошо знаете причину, также как и я: как дезертир, покинувший мой полк на Корсике и за попытку убить офицера Его Величества короля Людовика XVI. Дать пощечину, ударить и, что самое ужасное, стрелять в него означает дать пощечину, ударить и стрелять в самого короля. В данный момент я опускаю обвинение в похищении. Остального и так вполне достаточно. Вы будете преданы суду военного трибунала. Жандарм, оденьте наручники на этого человека!
Он повернулся к Эвелине, которая вновь вернулась, надеясь, что дело полностью уладилось, и взглядом, полным ужаса, проводила Тюльпана, когда его выводили из холла, а Рампоно улыбаясь, процедил сквозь зубы:
– Нет, нет, моя дорогая, он направляется не в О де Форж для того, чтобы предупредить вашу мать и вернуть её домой.
Она, совершенно обессиленная, смогла лишь спросить:
– Но что он сделал? И вчем его обвиняют?
– В преступлении против короля, моя дорогая женушка.
* * *
Прошло почти двадцать лет с того момента, когда они встречались последний раз, мадам Дюбарри и Большой Луи, старый герцог Орлеанский. Три недели спустя она посетила его резиденцию в Баньоле на следующий день после его возвращения из путешествия. Он угостил чаем в своем небольшом салоне, отделанном голубым бархатом, эту женщину, которую так любил когда-то, нашел, что она очень взволнована, но пока не знал причины этого волнения.
– Вы прекрасно выглядите, мадам, - сказал он с видом светского льва. Как жаль, что... обстоятельства нас разъединили.
– Да, действительно, очень жаль, монсеньор, - ответила она с вымученной улыбкой.
Воцарилось молчание, прерываемое только звяканием ложечки в чашке, затем он с явной симпатией заметил:
– Вам пришлось много страдать после смерти моего кузена Луи. Вы были помещены в какой-то монастырь, не так ли?
– Да.
– Королева Мария-Антуанета предъявила к вам слишком большие претензии, - продолжал он.
– Но теперь вам вернули все ваше состояние?
– Почти, монсеньор, и я стараюсь вести такой образ жизни, чтобы люди забыли о фаворитке, которой я была.
– Ну, хорошо! Все это уже в прошлом.
– И затем без всякого перехода с коротким смешком, в котором казалось бы не было никакой недоброжелательности, он сказал: - Прошла целая эпоха с тех пор, как вы мне изменили, моя дорогая Жанна! Я хочу напомнить вам о тех временах, когда вам было пятнадцать лет, когда вы играли Эсфирь в монастыре Святой Авроры.
– Это было ужасное недоразумение, монсеньор. Когда вы меня застали в нашей...я хочу сказать в аппартаментах, в которых вы меня принимали, с этим молодым монахом, который меня...
– О-ля-ля! конечно! которому вы...
– Я была пьяна. Я думала, что это вы. Вы не должны меня упрекать.
– Давайте не будем говорить об этом. Все было так давно. Я постарел. Эти воспоминания уже не причиняют мне боли. (Снова молчание, и снова короткий смешок): Жизнь - это странная вещь, Жанна. Не будь этого приключения в ту ночь, возможно в какой-то момент вы бы стали моей женой, герцогиней Орлеанской! Да-а. Но тогда вы бы не были графиней Дюбарри, почти королевой Франции в течение семи или восьми лет.