Невеста без фаты
Шрифт:
– Между прочим, она замужем.
– И вам не хочется проверить теорию практикой? На дуэли с ее мужем?
– Не в этом конкретном случае. Кроме того, сэр, вы достаточно давно берете у меня уроки, чтобы знать, что я проповедую самоконтроль.
– С этим не поспоришь.
С тех пор как по настоянию приемного отца, связи которого оказались весьма полезными, Кит подал прошение о получении диплома учителя фехтования, он ни разу не позволил себе участия в дуэли, как бы его ни провоцировали. Ведь для магистра фехтования дуэль с соперником, явно уступающим ему в мастерстве, была бы преступлением против чести. Кит давно решил –
Впрочем, иногда он все же принимал вызов, когда надо было проучить какого-нибудь зарвавшегося болвана, уверовавшего в свою исключительность.
Такое случалось не часто – раз или два в год. Как правило, поединку предшествовали обильные возлияния; и женщина, из-за которой и разгорался сыр-бор, с пьяных глаз казалась намного симпатичнее, чем на следующее утро. Но Кит видел слишком много греха в своей жизни, чтобы его мог соблазнить заурядный адюльтер.
Разумеется, как и любой виртуоз, он был не прочь скрестить шпаги с желающими проверить свое мастерство за несколько лишних фунтов. В конце концов, полный карман всегда лучше пустого.
Сэр Годфри сделал добрый глоток вина.
– Вы сегодня завоевали зал. Думаю, что после сегодняшнего представления вы могли бы уложить в постель любую женщину этого города, какую бы только ни захотели.
– Ну, это преувеличение, – со смехом сказал Кит.
Даже если бы это было правдой, на ум приходила только одна женщина. Он не знал ее имени. У него не хватило ума спросить, но он знал, что ее нет в этой комнате и что она не из тех, кто готов ответить на заигрывания повесы на полутемной лестнице. И сомнительная честь поучаствовать в спектакле также была ею отвергнута.
Он не мог объяснить, почему его так влекло к ней. Почему он чувствовал, что может говорить с ней как с другом.
Свежесть, чувственность и мгновенно возникшее ощущение общности – и все в одной женщине. Он не мог припомнить ни одной леди, которая бы сочетала в себе все эти качества. Женщины, которые были его любовницами, и женщины, которых он считал друзьями, принадлежали разным группам. Он невольно задавался вопросом о том, что она вообще здесь делала. Здесь были люди из высшего общества, к которому она, кажется, не принадлежала. Как, впрочем, и он сам. Он давал уроки джентльменам, но он не был одним из них. Сегодня он развлекал высший свет на благотворительном балу маркиза, устроенном, как и все балы, что давал маркиз, с грандиозным размахом, но ему не следовало обманывать себя – он был лишь лицедеем на этом празднике. Как бы его ни хвалили, как бы ни льстили ему леди и джентльмены, для них он оставался простолюдином, зависящим от таких джентльменов, как сэр Годфри, которые платили ему за уроки.
– Вы безупречно исполнили эпизод с плащом и фонарями, – сказал Кит, поборов желание еще раз взглянуть на часы. – Ни одного неловкого движения. Смею сказать, злоумышленнику следует дважды подумать, прежде чем на вас нападать.
– Жаль, что леди, на которую я так стремился произвести впечатление, пропустила мое представление. Все из-за хворой старой тетки.
Кит изобразил сочувствие. По правде говоря, сэр Годфри нравился ему все меньше и меньше. Чем больше Годфри говорил, тем больше обнаруживал свое двуличие. Он презрительно отзывался как об аристократах,
Годфри рукой, в которой держал бокал, указал на дальнюю стену:
– Вы знаете, сколько стоят эти римские статуи?
Киту нравились красивые вещи, даже если они были копиями, а не подлинниками, и он даже покупал красивые безделушки, если они были ему по карману. Но опять-таки он не был аристократом, и вкус его был далек от изысканности. Он не мог весь день любоваться древними руинами. Ему надо было зарабатывать на хлеб.
– Я даже не знаю, подлинные ли они, – честно сказал Кит.
– Для простых смертных, таких, как мы с вами, это особого значения не имеет, – откликнулся Годфри. – Реплики в розницу идут за очень хорошие деньги. Все прямо-таки помешались на старине. Вы знаете, как моя невеста предложила провести ближайшие несколько дней в столице?
– Посетить музей? – поинтересовался Кит.
– Я бы мог понять такое желание, – сказал Годфри. – Но нет. Она желает посетить выставку древних надгробий. Можете себе представить? Красивая леди готова платить деньги за то, чтобы рассматривать могилы незнакомцев.
– Как вы говорите, это всеобщее помешательство. Мода. – О чем Кит подумал, и то лишь на мгновение, так это о том, какой должна быть женщина, чтобы она могла бы удовлетворить всем притязаниям Годфри. – Смею ли я спросить, почему вы идете у нее на поводу?
– Смеете. Поскольку я сам поднял эту тему. Я от нее без ума. Я был немало удивлен, когда она согласилась за меня выйти. Впрочем, нельзя сказать, что она приняла мое предложение сразу и с радостью. За ее руку боролись еще трое господ. Но она все же выбрала меня. – Годфри осушил бокал. – Или, лучше сказать, ее тетя остановила на мне свой выбор. Мне пришлось убедить старушку, что она не прогадает, если выберет меня.
– Потому что вы?..
– Потому что у меня самые лучшие манеры и потому что я не повеса и не мот. Когда вы познакомитесь с моей нареченной, возможно, вы поймете, почему мне так отчаянно хотелось ее заполучить.
– Она очень красива?
– Да. И еще она богатая наследница, что совсем нелишнее, если вы понимаете, о чем я.
Когда барон Эшфилд умер, Франческа потеряла самого лучшего друга, какой был у нее за всю жизнь. Отец выбрал ей в мужья Генри, когда Франческе было семнадцать, и Эшфилд тогда служил в армии. Отец ее настоял на этом браке, потому что это был разумный выбор, и Франческа рыдала не одну неделю, потому что любила племянника викария, и если ее выбор не был разумным, тогда она просто не понимала, что такое разумный выбор.
Она вся сжалась в комок, когда познакомилась с бароном, неуклюжим увальнем в два раза крупнее ее, который почти все время молчал, а если и говорил, то отрывистыми, незаконченными фразами, что заставляло ее усомниться в его умственных способностях. И только после трех лет брака он признался, как сильно ее любит.
Она лежала в постели, подавленная, после четвертого подряд выкидыша и осознания того ужасного факта, что никогда не сможет выносить ребенка. Франческа даже не подозревала, что мужчина способен на такие сильные переживания, что мужчина способен так горевать.