Невеста для Бессмертного
Шрифт:
В семье Марьванны все были люди приличные, кроме двоюродной пра-пра-пра-бабки по материнской линии, Ядвиги. Говорят, сия дама была очень бесстыжая. Будучи невероятно красивой, в девках почему-то засиделась, а потом, созрев в роскошную зеленоглазую, златоволосую женщину, вдруг пошла пить-гулять, да лютым блудом на молодых парней. Совращала всех подряд, деревнями. Выпить, сплясать любила. Говорили — ведьма она, потому как ни один перед нею устоять не мог. Кому вечером подмигнет — с утра уже на сеновале у нее находили.
На костре ее обиженные деревенские бабы сжечь хотели, да вот куда-то она запропастилась; то ли сбежала, то ли все ж женился на ней кто, да увез от греха подальше — того никто не знал. Только пропала она бесследно,
Черт знает, почему старинный сундук с ее барахлом не выкидывал никто. Сколько раз сама Марьванна хотела странное наследство, зря занимающее угол, вывалить в помойку, но все не решалась. А теперь вдруг, глядя на Кощея, четко поняла — вот он, ее звездный час!
Да и когда, если не сейчас?! Больше судьба шанса не подкинет…
В отличие от разгульной родственницы, не к ночи помянутой, Марьванна блудовать не умела. При всем ее бойком нраве всю свою жизнь она хранила верность трепачу-Андрюхе, лелея в душе мечты о том, что вот-вот он сделает выбор в ее пользу и обретут они с ним долгожданное счастье. Но годы шли, русые косы Марьванны побелели, а затем и поредели, Андрюха со свистом сменил три жены, которые проносились по его жизни словно скорый поезд — шумно, пестро, непонятно, — и подкравшаяся старость, глянувшая на Марьванну из зеркала, ехидно намекнула, что поздно вить гнезда, когда гузка облысела. Жизнь прошла, и отношения как-то нелепо и странно не построились. Отважная, как Чапаев с пулеметом, Марьванна на деле оказалась неумелой обольстительницей, неловкой и неприкаянной, слишком стеснительной, чтобы бороться за свое счастье, да и помощи ей ждать было неоткуда. Никто не поддержал ни делом, ни словом ласковым, ни мудрым советом. Да и четвертым скорым поездом она быть уж не захотела. Так и простояла, как старая телега с соломой за шлагбаумом на переезде. И чувства угасли, пришел блаженый покой и смирение.
А тут вдруг — Кощей. Серьезный, основательный. С серьезными намерениями на официально скрепленные отншения. Все, как Марьванне надо. Его к ней словно чья-то заботливая и дружеская рука забросила — попытать счастья. А вдруг?..
Всколыхнувший чем-то все существо Марьванны, ожививший и взбодривший ее не хуже живой воды, заставивший ее душу выть — вот оно, позднее счастье твое! Только б дождаться, когда яблочное действие пройдет, и никуда он, красавец, не денется…
«Ядвига точно ведьмой была. Привороты, поди, варила! Надо в тетрадочке-то ее посмотреть! Да и напоить Кощеюшку-то», — решила Марьванна с несвойственной ей ранее ведьминской хитрой лютостью, ласково и с вожделением поглядывая на Кощея. Тот пил чай, как ни в чем ни бывало, даже не подозревая, какая грозная опасность нависла над его головой, ибо Марьванна действительно была никудышная стряпуха, и по рецепту готовить категорически не умела. Так что несварение Кощею от стряпни влюбленной дамы было обеспечено железно. А если Марьванна постаралась бы, проявила креатив — то и преставиться Бессмертный от старинных рецептов Ядвиги запросто мог бы.
Глава 4. Девушка с косой
Марьванне опасно хотела за Кощея взамуж. Держите вдесятером — не удержите. Так, как не хотела никогда. Даже на выпускном вечере за юного красавца Андрюху — неа, не так хотела. И даже как в тридцать лет, в жаркой баньке, на полке за него же — совсем не похоже.
Опасный ловелас Петрович совсем был в пролете со своими старческо-пенсионными шалостями.
Все самые острые и горячие любовные переживания, желания и чаяния Марьванны растаяли, померкли в памяти в сравнении со всепоглощающей страстью и неуемным влечением к Кощею.
И казалось Марьванне, что до сих пор она не любила никого и никогда, а так, мышцы перед долгой дистанцией разминала. Замуж — это ведь долго, практически навсегда, не так ли?!
Вот так поразил истосковавшееся в одиночестве сердце Марьиванны носатый бессмертный подлец!
Поэтому когда Кощей вспомнил, что надо б идти на поиски суженой, вместо одной таблетки снотворного в чай с медом Марьванной было нечаянно закачено целых три колеса с ловкостью отпетой клофелинщицы. Ничего, небось не помрет, Бессмертный… И Кощей начал отчаянно зевать еще на подходе к своему чемодану — в нем он рассчитывал найти более подходящий для знакомства с невестой прикид, нежели трусы и носки.
Нервный стресс и снотворное сделали свое дело, Бессмертный пал. И уснул богатырским сном на маленькой кроватке Марьванны, поджав длинные тощие волосатые ноги в носках, сладко причмокивая во сне.
— Вот и ладушки, вот и славненько, — коварным голосом людоедки ворковала Марьванна, заботливо подтыкая Кощею одеялко. — Успеешь еще, набегаешься по бабам-то…
Желание взамуж едва не уложило Марьванну рядом с предметом ее воздыханий. Проснувшийся рецессивный ген коварного блядства беспокоил намного больше, чем камни в почках. Он пищал страшным демоническим голосом в каждой клеточке тела Марьванны, уча ее плохому и соблазняя на смертный грех. Какое-то новое, незнакомое ранее Марьванне подлое и коварное существо, вдруг родившееся в ней, нашептывало ей в оба уха сразу, что поутру можно было б убедить носатого красавца, что ночью, в беспамятстве, он таки соблазнил Марьванну, овладел ею, и все у них было. Женись теперь, сладенький мой негодяй… бери меня еще, великий нехочуха…
Но Марьванна последним, поистине героическим усилием воли сдержалась от этого опрометчивого развратного шага. Во-первых, от таких новостей как бы строгий Кощей с перепуга и стыда не облез до лыса, а во-вторых, припоминая его отвагу в плане беспарашютных прыжков, Марьванна не была уверена, что он не попытается повторить их, увидав поутру храпящую рядом на подушке блаженно сплющенную физиономию влюбленной в него престарелой фемины. А внизу балкон Колесничихи. Не ровен час, во время прыжка ей ветерком Марьванны счастье задует. Тьфу-тьфу-тьфу.
Нет, сначала подготовка! Чтоб уж наверняка…
С трудом дождавшись первого богатырского храпа из комнаты Кощея, Марьванна, нервно притулившаяся под простыней на диване, подскочила и бросилась творить страшные дела. Словно тать в ночи, осторожно ступая по лунным квадратам, кралась Марьванна в кладовку, завернувшись в свою простыню. Рецессивный ген зудел, и ликующей в предвкушении злодейства Марьванне хотелось выгнуться грудями кверху, раскинуть руки с вострыми когтями и зловеще захохотать страшным голодно-желудочным низким хохотом под гром и молнии.
В кладовке было темно, тесно и душно, и никаких условий для комфортного колдовства, разумеется, не было, как и электрического освещения. Надежно затворив за собой дверь, в темноте и тесноте отбив локоть и зад о какие-то острые углы, едва не своротив пустые банки спод варенья, отчаянно матерясь шепотом, Марьванна добралась до сундука и, откинув тяжелую темную крышку, зажгла огарочек свечи, такой старый и вывалянный в пыли и крошках, что казался он зловеще черным.
В сундуке было много странных вещей. Склянки с пахучими травами, рассыпавшимися от старости в пыль, карты с непонятными символами и пугающие своей зловещей конструкцией инструменты. На самом дне сундука, тяжелая и пыльная, лежала та самая тетрадь, своей торжественной монументальностью больше похожая на праздничный юбилейный альбом к пятидесятилетию Пердысь-Куминского комбината по замешиванию глины. К ней Марьванна потянула дрожащие преступные руки, и едва не вскрикнула, когда над темным краем сундука, коварно и внезапно, словно перископ советской атомной подводной лодки у берегов США, возникла лохматая черная голова наглого кота. А ведь Марьванна могла поклясться в том, что кота под ногами не было, когда она, соблюдая все меры предосторожности и тишину, закрывала за собой двери!