Невеста герцога
Шрифт:
Было довольно тепло, и на небе высыпали звезды, так что по крайней мере ей было на что смотреть, хотя, учитывая ее слабые познания в созвездиях, этого занятия хватило бы ненадолго.
Впрочем, ей удалось отыскать Большую Медведицу, а затем Малую — воистину тот, кто придумывал названия, обладал абстрактным мышлением и еще какое-то созвездие, похожее, она могла поклясться, на колокольню.
Не то чтобы она знала такое созвездие, но тем не менее.
Она изменила позу, чтобы лучше разглядеть сверкающую россыпь звезд на севере, напоминавшую, при некотором
Вот досада! Ее уединение нарушено. Она не имела его дома, и, похоже, здесь ей тоже не удастся побыть одной.
Амелия замерла, ожидая, пока нарушитель ее спокойствия уйдет, и тут…
Не может быть.
Конечно, это был он.
Ее благородный жених во всем его великолепии.
Что он здесь делает? Когда она покинула бальный зал, он был вполне доволен, танцуя с Грейс. Даже если танец закончился, разве он не должен проводить свою партнершу к остальной публике и уделить несколько минут ничего не значащему разговору? Еще несколько минут потребовалось бы, чтобы отразить атаку представителей линкольнширского общества, не оставлявших надежды, что их помолвка разладится. Разумеется, никто не желал зла будущей новобрачной, но Амелия не раз слышала, как некоторые дамы обсуждали возможность того, что она влюбится в кого-нибудь другого и сбежит в Гретну.
Как будто кто-то мог бы сбежать незамеченным из ее дома.
Но похоже, его светлости удалось оторваться от своих преследователей с рекордной скоростью, и теперь он крался через сад за домом.
О, ладно, он шел, прямой, высокий и горделивый, как всегда. Тем не менее он явно пытался ускользнуть потихоньку — факт, который Амелия удостоила приподнятой брови. Предполагалось, что у герцога достаточно присутствия духа, чтобы уходить через парадную дверь.
Она была вполне довольна, прокручивая в голове нелестные байки о нем, но он выбрал этот момент — ибо она была самой невезучей девушкой во всем Линкольншире, — чтобы повернуть голову в ее сторону.
— Ваша светлость, — сказала Амелия, не видя смысла притворяться, будто она не знает, что он ее заметил.
Он не ответил на приветствие, что Амелия нашла довольно грубым, но она была не в том положении, чтобы пренебрегать хорошими манерами. Поэтому она встала и, пояснив:
— Внутри так душно, — вышла.
Собственно, так и было. Даже если не это явилось причиной для ее ухода.
Герцог по-прежнему молчал, глядя на нее со своим обычным надменным видом. Трудно было не дрогнуть под этим суровым взглядом, на что, как Амелия полагала, и делался расчет. Она умирала от желания переступить ногами, или сжать кулаки, или стиснуть зубы. Но она отказывалась доставить ему это удовольствие, если он вообще заметил ее терзания, и стояла совершенно неподвижно, с безмятежной улыбкой на лице, позволив себе только склонить набок голову.
— Вы одна, — заявил он.
— Да.
— Снаружи.
Амелия не представляла, как подтвердить это наблюдение, чтобы по крайней мере один из них
— Одна.
Она посмотрела налево, затем направо, прежде чем ответить:
— Теперь уже нет.
Его взгляд стал более пронизывающим, если это было возможно.
— Полагаю, — сказал он, — вам известно об опасностях, угрожающих вашей репутации.
На этот раз она стиснула зубы, но только на мгновение:
— Я не ожидала, что кто-нибудь обнаружит меня.
Ответ ему явно не понравился.
— Это не Лондон, — продолжила Амелия. — Разве нельзя посидеть несколько минут в одиночестве, не рискуя своим общественным положением? При условии, конечно, что вы не выдадите меня.
Теперь он сжал челюсти. О Боже, они два сапога пара.
— Тем не менее, — отрывисто произнес он, — подобное поведение неприемлемо для будущей герцогини.
— Вашей будущей герцогини.
— Конечно.
Желудок Амелии исполнил серию престранных прыжков и поворотов, но она затруднялась сказать — От восторга или ужаса. Уиндем пребывал в холодной ярости, и хотя она не боялась его физически — он был слишком джентльмен, чтобы ударить женщину, — при желании он мог превратить ее жизнь в хроническое несчастье.
Сколько она себя помнила, ей всегда внушали, что этот мужчина — или тогда erne мальчик — главный. Ее жизнь вращалась вокруг его персоны, хотела она того или нет.
Он говорил, она слушала.
Он просил, она исполняла.
Он входил в комнату, она сияла от восторга.
И, что самое главное, Амелия делала это с радостью. Она была готова согласиться с каждым его словом.
Беда в том — и это было самым обидным, — что он редко разговаривал с ней. Он почти никогда не обращался к ней с просьбами, да и что такого могло ему потребоваться, чтобы она могла бы предоставить? Она давно перестала улыбаться, когда он входил в комнату, потому что он никогда не смотрел в ее сторону.
Если он и замечал ее существование, то далеко не всегда.
Но сейчас…
Амелия снова безмятежно улыбнулась, глядя на него с таким видом, будто она не понимает, что температура его взгляда упала ниже нулевой отметки.
О, сейчас он ее явно заметил.
И тут выражение его лица непостижимым образом изменилось. Черты смягчились, губы изогнулись. Он смотрел на нее гак, словно она была бесценным сокровищем, оброненным у его ног снисходительным божеством.
Этого было достаточно, чтобы молодая дама почувствовала себя крайне неловко.
— Я пренебрегал вами, — сказал он.
Амелия моргнула… трижды.
— Прошу прощения?
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Я пренебрегал вами, — повторил он вкрадчивым тоном. — Не слишком хорошо с моей стороны.
Рот Амелии приоткрылся, и хотя ей следовало что-то сделать со своей рукой — забрать у него, что ли, — она стояла как истукан, с разинутым ртом, гадая, почему он…
— Могу я пригласить вас на танец? — промолвил герцог.
Амелия молчала, уставившись на него. Что он затеял?