Невеста из ниоткуда
Шрифт:
– Ну и ладно. Так браслет храму не нужен, ага.
– Браслет давайте! – с неожиданной властностью жрец протянул руку. – Сам за вас помолю! Мое-то моление куда как лучше вашего ушей Перуна достигнет!
– Кто бы сомневался! – Женька неожиданно улыбнулась. – Двоих не хочешь, так одну меня пусти. Или боишься, что и я одна разор устрою?
– Ты… ты – заходи, – облизнулся парняга. – Заходи, не бойся – ничего дурного тут с тобой не будет.
– Еще бы!
– Ты что, госпожа?! – В ужасе округлив глаза, Велесий, забывшись, схватил княжну за руку. – Тебя? Одну? Не пущу!
– Да
– К Свенельду? – моргнув, переспросил юноша.
– К нему, к нему.
– Понял.
Едва только Женька вошла на просторный двор храма, жрец поспешно затворил ворота, заложив в петли тяжелый брус – засов.
– Всяких тут ходит… глаз да глаз! – счел нужным пояснить помощник волхвов. – Мы-то, поляне, Перуна чтим, а вот те же радимичи или кривичи – не особо. О древлянах уж и не говорю, про варягов тем паче. Свенельд – случайно услышал – это родич твой?
– Родич, родич.
Княжна с любопытством осматривалась – первый раз она была здесь во время собственной свадьбы, и тогда, окромя золотого, с серебряными усами идола да вечно горящего огня, ничего толком не рассмотрела: ни мощные, поддерживающие крышу столбы, наподобие колонн греческих храмов, ни окружавшие идол Перуна другие статуи – поменьше… ни темный притвор, забранный деревянной решеткой.
Внутри капища ярко горели факелы, освещая объемистый, стоявший слева от Перуна чан и идолов с густо намазанными жертвенной кровью губами.
Покосившись на притвор – если где-то и держали несчастных девчонок, так только там, – княжна подошла к чану и, справившись с тошнотой – вдруг, да там кровь жертв или кишки? – с подозреньем принюхалась:
– Тут у тебя брага, что ли?
– Брага и есть! – Жрец с гордостью выпятил грудь… и опасливо покусал губы. – А Свенельд, он…
– Да не бойся ты Свенельда, – поспешно успокоила Женька. – Пока не попрошу – не обидит. Тебя как звать-то?
– Роксан.
– Как-как?! – Летякину пробрал невежливый хохот.
– Роксан, – тихо повторил жрец. – Обычное имя, чего ж.
– Хорошо – не Оксан! – Княжна все же расхохоталась прямо парняге в лицо и, едва справившись с хохотом, скромно поинтересовалась, пьет ли «уважаемый волхв Роксан» брагу.
– Брагу? Конечно, пью – во славу Перуна!
– Х-ха! – девчонка хлопнула жреца по плечу. – Так что ты тогда мозги паришь? Давай, беги за стаканами!
– За ста…
– Туеса, говорю, неси! Или из чего у вас тут пьют, из рогов, что ли?
Через пару минут Женька и «кудесник младшего изводу» Роксан, уютно устроившись на разбросанном невдалеке от притвора сене, недавно накошенном лично кудесником для жертвенных коз, болтали «за жизнь», прихлебывая брагу из больших деревянных кружек. Несколько успокоенный жертвованием золотого браслета жрец больше Свенельда не вспоминал, но к Женьке все же относился с опаскою, даже боялся спросить лишнего… покуда немножко не захмелел – тогда, забывшись, положил руку гостье на
– Но-но! – Княжна щелкнула его пальцем по носу. – Хороший ты парень, Роксан, но… начнешь приставать – ка-ак двину! Да и Свенельд с омоновцами своими, варягами, прибежит, разнесут тут все. Тебе оно надо?
– Что ты, что ты! – замахал рукой волхв. – Нам такого ненадобно.
– Вот и я говорю, что ненадобно, – княжна спокойно кивнула. – Потом, может, как-нибудь с тобой встретимся. Только где-нибудь в другом месте, ага?
– Ага!!!
Обрадованно воспрянув духом, молодой волхв бросил на девушку полный самого искреннего восхищения взгляд:
– Понимаю – Свенельд следит, родичи…
– Да уж, особо не расслабишься. Ну, наливай. Чего сидишь-то? Вкусная у тебя брага, Роксан. Недаром боярин Раскоряк так хвастал… Его что, здесь тоже поят?
– То не я, – отмахнулся Роксан. – То Миронег-волхв. Они с Раскоряком – одного поля ягода.
– Так Раскоряк же – христианин!
– И что с того? – Черпнув из чана браги, жрец протянул кружку гостье. – Он и Перуна не забывает, и еще многим богам молится, требы творит. Мнози то боги вернее помогут, нежель один, ага.
– И девок своих Раскоряк в жертву Перуну привел, да?
– Тсс!!! – Роксан глянул на Женьку вмиг протрезвевшим, неожиданно злым взглядом и осторожно поинтересовался:
– Тебе про дев-то боярских кто рассказал?
– Так сам же он, Расокряк, и хвастал как-то в бильярдной…
– Э-э… где хвастал?
– Ну, в клубе… короче, мозг не выноси, а!
– Ах, это он сам сказал… проговорился, змий…
– Говорю ж – сам. Ну, наливай уж!
Роксан свалился первым. Уронил голову на солому, захрапел, блаженно пуская слюни. А Женьку вот бражица не брала – чай, не водка, не вино даже. Интересно, сколько в ней градусов? Девять? Двенадцать? Хотя если такими кружками пить, то…
– Ой!
Подойдя к воротам, Женька вдруг осознала, что отодвинуть засов она не может! Ну, вот никак! Или засов тяжел был, иль уже руки не слушались.
– А, ладно…
Сняв пояс, девушка размахнулась, пытаясь накинуть на частокол – на одно из бревен – петлю, да потом связать «стремя», забраться… Ага! Не тут-то было! Какое, к чертям собачьим, «стремя», когда веревка лихо улетела за частокол.
– Промахнулась, – оглянувшись на храпящего жреца, Женька озадаченно почесала голову. И услышала раздавшийся из-за частокола голос Велесия.
С первыми лучами солнца доставленная своим верным слугою княжна уже сидела на высоких ступеньках крыльца, напевала про себя что-то из репертуара «Тролль гнет ель» и, глупо улыбаясь, пыталась сообразить – где и с чего она так напилась-то?
У Ирки Оторвы на дне рождения, что ли? Или с Колькой Смирновым – «Смирненьким» – аккурат после секса? Или…
– Госпожа моя, надо б в хоромы, инда…
– А все уже, Вел! Поздно боржоми пить, когда почки опущены.
Увидев появившуюся во дворе княгиню Ольгу – грузную, строгую, в бесформенной ромейской хламиде и черном клобуке, – Женька попыталась подняться на ноги, да так и не встав, поспешно прогнала Велесия: