Невеста Короля-Феникса
Шрифт:
– Все равно. Это было серьезно, Аля, ты ведь спасла Бенну, – прошептала Огвена, благодарно заглядывала в глаза. Она робко улыбалась и на длинных рыжих ресницах блестели слезы.
– Просто окликнула, – вздрогнула Аля, вспоминая, что Огвена, возможно, ее конкурентка, и не по королевскому отбору. Но даже если они соперничали за сердце начальница Тайной Службы, в эту ночь неявная вражда не имела значения.
– Иногда достаточно и оклика, чтобы спасти. На войне я в этом убедилась, – подавленно нахмурилась Огвена. – Я-то, дура, отвлеклось, поддалась на обманный маневр.
– Это Бенну тебя прислал сейчас? –
– Я и сама пришла бы, – улыбнулась Огвена. – Но ему, как ты понимаешь, в покои к девушкам из гарема по ночам приходить нельзя.
– Понимаю, – невольно хихикнула Аля, прикрывая рот ладонью, но тут же вновь погрустнела: – Он так переживал. Там, во дворе. Особенно когда ему сказали о погибших.
– Переживал, конечно, – вздохнула Огвена. – Бенну многое видел на войне. Стольких друзей мы потеряли. Почти всех, с кем росли, с кем обучались, тренировались… Кто был частью нашей жизни.
Теперь дрожала уже непоколебимая воительница, попавшая в сети недавних воспоминаний. Ни ей, ни другим фениксам не хотелось повторения кровопролития. С каждым днем Аля все больше убеждалась, что ленная сонливость гарема – не более чем наспех раскрашенная маска для испещренной шрамами реальности, в которой на самом деле жил остров Фрет.
– Он не хочет больше сражаться? – поняла Аля. Она увидела перед мысленным взором силуэт Бенну, стоящего вполоборота в серой дымке, которая утаскивала в небытие четкость очертаний, похищала его частица за частицей. Образ усталости и тайного знания мерцал горькой печалью многих сожалений. Не хотелось видеть Бенну таким, уставшим и задумчивым. Он ведь так обаятельно улыбался, так задорно смеялся, когда находил повод для веселья. В такие моменты он напоминал беззаботного мальчишку, а в другие, в мгновения тяжких дум, вся молодость меркла, точно пролистывая двадцать, а то и тридцать лет жизни.
– Да. Пожалуй, – согласилась Огвена, выравнивая дыхание. – Сражения не принесли ему ничего, кроме боли.
– Я поняла это по его лицу. Оно было таким усталым, – согласилась Аля и тревожно встрепенулась: – Огвена, скажи, больше не будет нападений?
– Надеюсь, что нет, – отозвалась Огвена, но махнула рукой: – Никто не может сказать с уверенностью. Не буду обманывать, ты слишком умная, чтобы поверить в добрую ложь.
Але польстило признание ее как умного человека, а не фарфоровой куколки, которых видела во всех кандидатках Павена и другие блюстители старых традиций. Но вскоре значение слов достигло разума острыми иголками: никто не обещал покоя и спасения. Сладкая ложь ничего не меняла, не давала утешения, это Огвена знала прекрасно, раз отважилась не обманывать «гражданских» обещаниями безоблачной мирной жизни. Но правда опрокинула новой волной. Услужливая злая фантазия, ошеломленная свежими впечатлениями, нарисовала в красках картины разрушений и хаоса. Аля закрыла лицо руками и тонким детским голосом воскликнула:
– Огвена, я хочу домой. Там было всегда так безопасно! И хорошо!
– Понимаю тебя. Но никто не сможет открыть портал на Землю. К тому же тебя привела судьба. Подумай, если бы не ты, Бенну могли застрелить.
– Это могла быть и не я. За что мне это? – бессильно вскрикнула Аля, падая ничком и утыкаясь в просоленную подушку.
– Но ты – это ты. И это твоя судьба. Если ты здесь, значит, в этом есть какая-то цель, – дотронулась до плеча Огвена. – Может, не магии, может, самого Духа-Хранителя. Или в кого ты веришь в своем мире. Кто-то же над нами всеми есть, кто-то смотрит за нами, распределяет испытания по силе. Если ты здесь, значит, можешь выдержать их.
– Но с какой целью? С какой? – вздрагивала Аля, пока Огвена гладила ее по голове, целовала в залитые слезами щеки и твердила слова утешения:
– Поймешь. Я верю, что цель есть. Иначе не бывает.
Время текло тяжелой чередой смутных образов. Вскоре Аля успокоилась и замерла, распластанная на кровати выброшенной рыбкой на раскаленном песке. Лунный свет обливал ее плечи холодными полосами, текущими сквозь мелкие стекла окна, как сквозь тюремную решетку. И выбраться хотелось не только из этого мира, но и из своего тела, слабого, ни на что ни годного.
– Я так устала… – вздохнула Аля, вновь садясь на кровати, медленно погружаясь на дно безразличия. Только теплые мозолистые Огвены смогли вернуть к настоящему. Ласково, как маленькому ребенку, новая подруга сказала:
– Может, не будем уже слезы лить? Смотри, что у меня есть!
Она опустила руку в корзинку, с которой прибыла в комнату, видимо, изначально надеясь, что тяжкий разговор не затянется. На дне среди сплетенных веточек лежали завернутые в салфетки круглые пончики, посыпанные сахарной пудрой, а рядом с ними в стеклянных стаканчиках подтаивали три шарика мороженого. Аля улыбнулась:
– Это же нельзя…
– Сегодня все можно. Давай скорее, а то мороженое растает, а пончики совсем остынут.
Алю поразила трогательная забота «нарушительницы порядка», которая пришла под нарочито беспечным предлогом, чтобы разделить тяжкую печаль. Похоже, в эту ночь ей и самой не спалось, а одиночество не скрасили бы ни сладкие пирожки, ни горькие лимонные дольки.
Но теперь кислота кусочков цедры приятно искрилась на языке, смешиваясь со сливочным вкусом мороженого, которое Аля осторожно доставала из стакана серебряной ложечкой. Огвена демонстративно закатывала глаза, как в театре, показывая, насколько вкусное яство им досталось после ужина в обход всех запретов гарема. Пончики тоже поглощались с подчеркнутым наслаждением, как в рекламе, и Аля невольно рассмеялась, размазывая по губам сахарную пудру, словно помаду.
– Если стану королевой, точно отменю все запреты на сладкое. Буду королевой лимонного мороженого, как в сказке, – мечтательно проговорила Аля, когда они, успокоенные и почти счастливые, лежали, глядя в потолок. Огвена облизывала с пальцев сладкие крошки от пончиков и мечтательно соглашалась:
– Это точно. Глупые запреты. Придумала их королева-мать, где-то вычитав, что сладкое вредит юным женам произвести на свет здоровое потомство. Ну, а Павена всегда рада подхватить какой-нибудь новый запрет.