Невеста насилия

Модиньяни Ева

Они почти одновременно поднялись. Марк приблизился к ней — ему почудился едва уловимый аромат знакомых духов. Хотя, скорее всего, это была лишь игра его воображения, но запах дразнил его, как и мысль, что под суровой монашеской одеждой ее тело ласкает шелковое белье.

— И все же вы не ответили на мой вопрос, госпожа Карр, — не отступал он.

Мелкие морщинки, которые он заметил вокруг глаз Нэнси, вовсе не старили ее. Она оставалась желанной, как десять лет назад, когда он познакомился с ней, и возраст еще не оставил

заметных следов на ее лице.

— Наберитесь терпения, — произнесла она с улыбкой, и некоторая игривость прозвучала в ее голосе. Она пускала в ход свое обаяние точно отмеренными дозами, впрочем, как и откровения.

— Когда я могу прийти в следующий раз? — спросил Марк поспешно. Ему не терпелось узнать продолжение истории, прерванной на самом интересном месте. То, что он уже знал, не позволяло сделать какие-либо определенные выводы. Детективная история с продолжением… И он все еще на исходной точке.

— Я дам вам знать, — пообещала она, протягивая руку.

И он опять явственно ощутил дразнящий аромат.

В гостинице портье протянул ему записку. Из Нью-Йорка звонили Барт Ритман и адвокат Каролины — Вальтер Моррис. Марк прекрасно знал, что им нужно. Барт торопит с интервью и статьей. Вальтер будет обсуждать финансовые условия развода, защищать интересы Каролины и детей. Но ничего, это подождет: они живут у состоятельного дедушки, вовсе не стоят с протянутой рукой и могут подождать возвращения Марка. Он решительно направился в бар.

— Ты потрясен! — внезапно раздалось за его спиной. Марк резко обернулся. Джанни Риччи, неотразимый сицилиец, блондин с голубыми глазами, высокий и элегантный, весело разглядывая его, протягивал Марку стакан бурбона со льдом.

— Е-мое! — засмеялся Марк, с благодарностью взял бурбон и отпил большой глоток.

Они устроились на диване у огромного, до полу, окна, выходящего на озеро Пергуза. Туристов нет. Свежий воздух, теплые солнечные лучи, легкая рябь на изумрудной глади озера, девственная природа — они были в раю.

Джанни прикурил сигарету и протянул другу, но тот замахал руками, будто увидел самого дьявола.

— Счастливец, бросил курить, — позавидовал Джанни, глубоко затягиваясь.

— Зато не удалось бросить вот это, — и Марк показал на свой бурбон.

— Ну уж тогда ты бы стал идеальным человеком, а значит, невыносимым занудой, — утешил его Джанни. — Что поведаешь? Исчез, ничего не рассказываешь. Если бы я не нашел тебя сам, ты бы не подал даже признаков жизни.

— Просто нечего рассказать… — оправдывался Марк, незаметно ощупывая карман голубой куртки, на месте ли диктофон. Хотелось побыть одному, прослушать рассказ Нэнси, вникнуть в ее незавершенное повествование. Марк был растерян и никак не мог отвлечься от своих мыслей.

— Признайся честно, тебе не хочется со мной разговаривать. Так будет проще, — поддразнивал его Риччи.

У Марка вырвался

жест нетерпения. Он был раздражен по нескольким причинам. Во-первых, прошла неделя, а ему нечего было передать в газету. Во-вторых, угнетала собственная неспособность относиться к событиям с отрешенностью и беспристрастием хроникера, — эту монахиню он воспринимал как очаровательную загадочную женщину. Она пробуждала в нем греховные желания, держала его в постоянном напряжении. Он словно уже не принадлежал себе.

— Ты угадал, Джанни. Я не в форме сегодня.

— Поедем в Кастелламаре дель Гольфо, развеешься.

— Ты обиделся? — заволновался американец.

— Искренность обижает только дураков, — изрек Риччи.

— Благодарю. Ты — настоящий друг, но почему в Кастелламаре дель Гольфо?

— Потому что там живет первый муж твоей очаровательной монахини, — пояснил Джанни.

Марк пожал плечами. Он знал от Нэнси, что Хосе Висенте Доминичи обосновался на Сицилии, что он был когда-то наместником Фрэнка Лателлы-старшего и что он нем, как рыба. Узнай Доминичи, что из Нью-Йорка приехал журналист интервьюировать Нэнси, скорее всего он приложит все усилия, чтобы помешать их встрече. Марк поделился с другом своими сомнениями.

— Я не ожидал от тебя такой наивности, Марк. Ты в самом деле думаешь, что Хосе не знает о твоем приезде? Держу пари, что он знает даже частоту твоего пульса. Почему, полагаешь, тебя продержали четыре дня в приемной? Консультировались с ним. И ты будешь знать только то, что эти двое решили тебе сообщить.

— Значит, они видятся, — Марк отхлебнул из стакана.

— Иногда. Он приезжает в монастырь или она в Кастелламаре.

— Она слишком свободно ведет себя для монахини-затворницы, — заметил Марк.

— Нэнси не затворница. При том сколько денег и вещей она дарит монастырю, ей и не то еще позволят. Куда бы она ни поехала, ее сопровождают. А для поездок в Кастелламаре у нее всегда есть прекрасный повод — снять со счета в местном отделении банка проценты.

Джанни Риччи продолжил свой рассказ — неисчерпаемый источник сведений и метких комментариев.

В Кастелламаре они пообедали и направились в сторону виллы Хосе. Они увидели старика Доминичи в сопровождении двух неаполитанских мастифов — он возвращался после объезда полей.

— Если бы я был кинорежиссером, то непременно снял бы его в фильме, — с энтузиазмом воскликнул Марк.

— Он — полуиспанец, полусицилиец, возможно, с примесью арабских кровей. Потрясающий типаж, — восхитился Риччи.

— Как ты считаешь, подойти мне к нему? — спросил Марк.

— Когда он сочтет это необходимым, то выберет день и час и сам проявит инициативу. Он прекрасно знает, кто ты, где находишься и чем занят.

Марк проследил, как великан исчез за дверями виллы, и ему показалось, что на лице этого африканского идола промелькнула улыбка.