Невеста-наследница
Шрифт:
Дуглас посмотрел сначала на Райдера, потом снова на Колина. Затем он издал нечто напоминающее львиный рык и во весь голос заорал:
— Ах ты прохвост, ублюдок, подлый дикарь! На этот раз я уж точно тебя убью, лживый негодяй!
— Как, опять? — перебила его Синджен.
— Да, опять, чтоб ему пропасть! — вступил в перепалку Райдер.
На его скулах играли желваки — признак крайнего гнева.
— Стало быть, ты все еще была девственницей, Синджен? После того как пробыла замужем за этим проклятым варваром столько дней? Не ты ли заявила нам, что вы женаты во всех смыслах этого слова? Так как же, черт возьми, ты могла остаться девственницей до этой ночи? Ведь этот похотливый
Синджен завернулась в одеяло и перекинула ноги через край кровати. Колин был похож на пса, приготовившегося к схватке: он слегка наклонился вперед, сжал руки в кулаки, и взгляд у него был злобный, как у ядовитой змеи. Дуглас и Райдер подходили к нему все ближе, и по их лицам было ясно видно, что они так же, как и он, готовы к кровопролитию.
— Немедленно прекратите! — завопила Синджен. О Господи, где же Энгус со своим проклятым мушкетом? Она бросилась наперерез своим братьям. — Хватит драк, слышите? Хватит с меня ваших драк!
Но они не обращали на нее ни малейшего внимания и продолжали приближаться к Колину, явно намереваясь наброситься на него с кулаками. Тогда Синджен заговорила по-другому — такого спокойного, холодного тона ее братья до сих пор ни разу от нее не слышали.
— Вы оба сейчас же оставите мою спальню, — сказала она, — не то клянусь вам, Дуглас и Райдер, что с этой минуты я перестану с вами знаться и разговаривать. Я даю вам в этом мое честное слово.
— Я тебе не верю, — проговорил Дуглас, бледнея.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь! — воскликнул Райдер, делая шаг назад. — Мы же твои братья, мы любим тебя, мы…
— Я говорю вполне серьезно. Сей же час убирайтесь из моей спальни. Я поговорю с вами утром. Вы поставили меня в такое неловкое положение, что я вся горю от стыда, и если вы… если вы… — Тут голос ее пресекся, и она горько зарыдала.
Эти рыдания были настолько неожиданными, что Дуглас и Райдер тотчас бросились к сестре, чтобы осушить ее слезы. Но Колин поднял руку, как бы прося внимания, и невозмутимо сказал:
— Нет, джентльмены. Я сам ее утешу. Мы поговорим утром. А сейчас оставьте нас.
— Но она же плачет, — ошеломленно произнес Райдер. — А Синджен никогда не плачет, никогда!
— Если она заплакала из-за тебя, проклятый ублюдок… — закричал Дуглас.
— Дуглас, оставь нас. — И Колин крепко обнял жену, повернувшись спиной к ее братьям.
Райдер и Дуглас попятились к двери. Им очень не хотелось этого делать, но выбора у них не было. Выходя из спальни, оба тихо ругались.
Колин не ответил им. Он молча прижимал к себе жену и смотрел, как за ними закрывается дверь.
— Мне следовало запереть эту чертову дверь, — сказал он со злостью на самого себя. — Это научит меня быть более осторожным и не забывать, что у моей жены есть два брата, которые так ее обожают, что готовы убить всякого, кто повредит ноготь на ее руке.
— Если бы ты запер дверь, они бы ее высадили, и все окончилось бы точно так же. И, между прочим, ты повредил кое-что более значительное, чем ноготь на моей руке.
— Ого, да она еще и разговаривает, — зло проговорил он. — Как мне повезло: моя новобрачная женушка умеет в два счета переходить от горького плача к полному спокойствию. Только что рыдала и вдруг болтает как ни в чем не бывало.
Он оттолкнул ее от себя. В глазах Синджен стояли слезы, но ни одна слезинка не пролилась. Внезапно Колин схватил ее за плечи и, с силой сжав их, начал ее трясти.
— Усвой раз и навсегда, Джоан, потому что повторять я не намерен. Это мой дом. Ты моя жена. И я мужчина, черт тебя побери, мужчина, а не скулящий щенок, которого ты защищаешь, прикрывая своей юбкой.
Она попыталась высвободиться, но он держал ее слишком крепко. Теперь ей хотелось самой ударить его, и притом изо всех сил. В бешенстве она зарычала:
— Тысяча чертей, ведь они бы убили тебя! Они бы избили тебя до смерти. И если б ты открыл глаза пошире, то увидел бы, что на мне нет юбки.
— Не смей уводить разговор в сторону, слышишь? Не заговаривай мне зубы! Ты больше никогда, ни при каких обстоятельствах не станешь выскакивать впереди меня, это тебе понятно?! Господи помилуй, ведь это может быть опасно, по-настоящему опасно, и тебя могут ранить или убить! Это же Шотландия, и здешние края сильно отличаются от того рая для джентльменов, который располагается к югу от границы. Здесь неспокойно, здесь тебя на каждом шагу может подстерегать опасность. И я больше не потерплю твоих глупых, безрассудных выходок. Ты поняла?
— Ты не скулящий щенок, ты просто набитый дурак! Ты рвешь и мечешь по совершенно нелепому поводу! Я сделала вид, что плачу, чтобы остановить своих братьев, вот и все. Что в этом плохого?
— Довольно! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Хватит, черт возьми, я больше не могу этого терпеть! Ложись в кровать, Джоан, ты вся дрожишь.
— Не лягу! Ты опять начнешь делать со мной эти ужасные вещи. Колин, я не хочу, чтобы ты опять это делал. Я тебе не верю.
Он стоял как дурак посреди кое-как освещенной, полутемной спальни с ее обшарпанной мебелью и ветхими занавесками. И его жена заявляла ему, чтобы он больше не ложился с ней в постель. Это было невыносимо! И в довершение всего она еще имела наглость встрять между ним и ее братьями. Он был взбешен и утратил всякую способность мыслить спокойно и логично. В следующее мгновение он накинулся на жену и сдернул с нее одеяло. Потом схватил ее, поднял и бросил на кровать.
— Лежи и не вставай!
Он встряхнул одеяло и с силой опустил его на нее.
— Согрейся!
— Ты больше не приблизишься ко мне, Колин, я этого не позволю! Это было ужасно, ужасно, и я не потерплю, чтобы ты это делал! Черт бы тебя побрал, не трогай меня!
Это было последней каплей. Сначала были ее чертовы братья, а теперь и она сама отдает ему приказы, а она его законная жена и пора наконец начать учить ее, как следует вести себя жене! Он почувствовал, что его плоть снова восстала, и не стал раздумывать. Он обрушился на нее всем телом, зажал ей рот рукой, потом силой раздвинул ноги. На этот раз она сопротивлялась всерьез, но это ей не помогло. Он лежал между ее ног, разводя их все шире, пока не счел, что уже достаточно, потом медленно вошел в нее и — поскольку проход был уже скользким от его семени — быстро погрузился на всю глубину. Когда он двигался, Синджен ощущала боль, не такую резкую, как в первый раз, но все же достаточно сильную, потому что ее пораненная плоть кровоточила. На этот раз она не кричала. Она не желала, чтобы ее братья снова вломились в их спальню, тем более что Колин опять забыл запереть дверь. И она терпела его молча, вытянув руки вдоль тела и сжав их в кулаки. Лицо она отвернула, прижавшись щекой к матрасу, и лежала неподвижно. Его ярость прошла, и он больше не был ни неистовым, ни грубым. Он вошел глубоко в ее лоно, потом наполовину вышел, один раз, два раза, три, потом опять. Это продолжалось недолго. Он попробовал было поцеловать ее, но она упрямо не поворачивала головы. Она услышала, как его дыхание участилось, почувствовала, как тело его дернулось, содрогнулось. Изливая в нее свое семя, он глухо застонал, а когда все было кончено, не упал на нее, как раньше, а тут же вышел из нее и встал. От боли она едва не вскрикнула.