Невеста принца
Шрифт:
Чтобы скрыть от Рафаэля свое лицо, если он вдруг надумает посмотреть в ее сторону, Анни встала с кресла и, повернувшись к нему спиной, принялась оглядывать комнату. Стены голые, без картин, гобеленов и золотых украшений, какие обычно висят в подобных комнатах. Да и мебели тоже, хотя комната очень большая, почти нет. Единственное чего здесь оказалось вдоволь, — это книг. Всяких книг, и очень старых с потрепанными корешками, и совсем новеньких.
Замерев возле окна, Анни стала смотреть на залитый солнцем сад. Она кусала себе губы и боролась с глупыми слезами, неожиданно подступившими
Какая же она дурочка, что влюбилась в него, да еще думала, будто такой мужчина может жить без женщины.
И дело не в том, что она ждала, вот она приедет в замок Сент-Джеймс и Рафаэль увидит в ней женщину, потому что как раз этого она не ждала.
Для него она была всего-навсего беспокойной подругой его сестры и самой старшей и неуправляемой дочкой четы Треварренов, и некого в этом винить, кроме себя самой, особенно после вчерашнего. Если подумать, то она поступила даже не глупо, а по-детски.
Анни вспомнила Жанну д’Арк, которую обожала, и постаралась взять себя в руки. Она знала, что ее любовь к Рафаэлю навсегда останется безответной, и приучала себя к мысли, что ей придется остаться старой девой. Единственное, о чем она мечтала, собираясь в Сент-Джеймс, — это поднакопить приятных воспоминаний, которые должны были согревать ее в долгие одинокие годы.
Тогда почему ей так больно оттого, что Рафаэль любит некую мисс Ковингтон?
Анни очень обрадовалась, когда совещание закончилось и министры удалились. Наверное, теперь Рафаэль отменит свой приказ и отпустит ее, не дожидаясь вечера. Никакого явного или тайного удовольствия она уже не испытывала.
Больше всего на свете ей хотелось остаться одной, лучше всего в одном из садов, чтобы немножко успокоиться и привести мысли в порядок.
Почувствовав на себе взгляд Рафаэля, она оглянулась и, сама того не желая, посмотрела ему прямо в глаза.
— Анни… — хрипло проговорил он.
Запустив руку в волосы, он покачал головой, по-видимому, отвечая на какие-то свои собственные вопросы…
— Мы с Люсианом хотели пофехтовать…
Анни гордо подняла голову.
— Может быть, — сказала она, набрав полную грудь воздуха, — я буду иметь удовольствие присутствовать на поединке?
Рафаэль рассмеялся, и возникшего было напряжения как не бывало.
— Может быть, — ответил он, беря ее под руку и ведя в залу. — А тем временем посмотрим на ваше поведение.
Она рассердилась.
— Вы судите меня слишком строго, ваше высочество, — проговорила она, стараясь не отставать от него. — В конце концов, я совершила всего только одну ошибку, а по-вашему получается, что у меня целый шлейф ошибок.
Рафаэль изогнул бровь и коротко усмехнулся.
— Федра часто писала мне из вашей Академии святой Аспазии, — продолжал он, не укорачивая шаг. — Как правило, она просила денег, но довольно часто писала и о вас, о, естественно, с обожанием, но писала, будто вы головная боль всех монахинь этого почтенного заведения.
Анни оставалось только надеяться, что она не заполыхала румянцем от его слов. Ничего, она еще встретится с Федрой и все ей скажет насчет тайн, которыми делятся между собой подруги, но которые негоже пересказывать чужим. Во всяком случае, в своих письмах домой Анни ни разу не обманула доверие принцессы и ни разу не написала о ее приключениях. А их тоже, если посчитать, окажется немало.
Они спустились по широкой лестнице и молча пересекли большую залу. Едва они оказались во дворе, как увидели поджидавшего их и улыбающегося Люсиана, который позаботился о рапирах. Рафаэль сказал:
— Садитесь и не двигайтесь, пока я не разрешу.
— Послушай, Рафаэль, — лениво вступился за Анни младший брат принца, ты слишком суров, ты так не думаешь? Смотри, а то еще крестьяне потащат тебя на гильотину, как бедняжку Людовика Французского!
Рафаэль сбросил сюртук и остался в одной свободной рубашке, какие очень любил отец Анни. Улыбку, которой он ответил своему брату, теплой назвать было трудно.
— Это одна из моих привилегий, — заявил он после недолгого молчания. — В конце концов, я принц Бавии, и, к счастью, моя судьба — не твоя забота.
Анни открыла было рот, но Люсиан не дал ей сказать.
Он бросил брату одну из рапир, которую тот легко поймал одной рукой и одним незаметным движением крутанул так, что она запела.
— Да здравствует принц страны, которая сама лезет в могилу, чтобы сгнить окончательно! — провозгласил Люсиан с насмешливым поклоном. — Кто же оплачет нашу когда-то прекрасную родину?
Рафаэль не ответил, но Анни заметила, что он крепко стиснул зубы.
После этого блестящие противники, как показалось Анни, переселились всеми своими мыслями в иной жестокий и предательский мир, законы которого были известны только им двоим. Наверное, никто бы не заметил, если бы она сбежала, но ее словно заколдовал злой колдун и она осталась сидеть на мраморной скамье, опустив сцепленные руки на колени и чувствуя горько-сладкую боль в сердце.
От первого звонкого удара рапир холодок пробежал по спине Анни, и она затаила дыхание, потому что с каждым мгновением и с каждым ударом ей становилось все страшнее и страшнее: От летевших во все стороны искр, казалось, даже воздух сгустился, как бы тая в себе опасность, но поединок продолжался.
Сначала верх как будто одерживал один брат, потом другой. Несмотря на свой малый рост, Люсиан ловко парировал удары и делал смелые выпады, тесня Рафаэля до тех пор, пока за его спиной не встала садовая стена.
Любой, кто видел бы этот бой, сразу заметил бы, что то, что происходит между двумя братьями, нельзя назвать обыкновенным соперничеством, и Анни это не только пугало, но и изумляло.
Ее собственные дяди, торговавшие лесом в далеком штате Вашингтон, постоянно боролись друг с другом, но это было чем-то вроде семейной игры и в их драках не было ничего страшного. Мужчины весело подначивали друг друга и громко хохотали.
У самой Анни тоже были сестры, правда, гораздо младше ее — Габриэла, Мелиссандра, Елизавета и Кристина. Она их обожала, хотя время от времени они выводили ее из себя своими приставаниями, но ей и в голову не приходило, что она не придет им на помощь в нужную минуту, а, если понадобится, не отдаст за них жизнь.