Невеста проклятого
Шрифт:
Росья вышла за порог, притворив за собой дверь, спустилась.
– Куда же ты в такую рань? – остановила её Руяна, любопытствуя.
– Росой хочу умыться в поле, – не задерживаясь более, она спустилась на крыльцо, сбежала с порога под хмурое небо, огляделась.
Отец, верно, пошёл прямиком к избе Верлада толковать с отцом наглеца, что посмел увести дочку. Оглядев верхушки сосен, Росья выйдя из ворот, направилась к лесу. Потянуло именно туда.
В лесу средь рыжебрюхих деревьев было куда теплее и ветра мало, только шумела хвоя над головой. Росья шла быстро, смотря под ноги. Мерещилось, будто ступает след в след за сестрицей, так и мелькает подол платья её. Раздумывать она себе не позволяла много, боялась сбиться с
– Росья, – положила она руку себе на грудь, выдохнула, – напугала же ты.
– Вернись домой, – потребовала тут же младшая, выходя из укрытия. – Отец пошёл искать тебя.
Возлюбленные переглянулась. Верлад понурил голову, и Росья поняла, что вернись тот, не сносить ему головы.
– Пойдём, ещё можно отговориться. Пока есть время.
– Сдурела! – прозвучал сталью голос Станиславы. – Не вернусь я, поняла? Не люб мне Станил. Если хочешь, выходи за него вместо меня, раз тебе так надо.
Росья от обиды поджала губы. Станислава и раньше была на слово не скупа, иногда и груба, но сейчас обида сжимала горло. За что так сестрица обозлилась на неё?
– Без тебя я не вернусь. Подумай об отце, что с ним станется?
Глаза Станиславы сделались стеклянные и такие зелёные, ярче еловой вымытой дождём хвои.
– Не могу я, Рось, не проси, – моргнула она и сделала шаг к Верладу, прижимаясь к его боку. – Возвращайся да передай батюшке поклон, пусть простит меня, если сможет, и ты прости меня. Верно, больше с тобой мы не свидимся.
От таких слов земля под Росьей вздрогнула, будто ударил в неё гнев Перунов. Бессмысленно пытаться настаивать, сестрица решение своё приняла.
Станислава, вдруг вырвавшись из объятий Верлада, бросилась к сестре, обняла горячо. Обдал знакомый запах трав медуницы и зверобоя, коими мыла она свои густые волосы.
– Прости, – прошептала сестра, заглядывая в глаза, и Росья ощутила её горячую ладонь на своей щеке, – наряды мои себе забирай, – сестра отняла руку и, отступив, побежала обратно к Верладу.
Росья так и стояла, немая от неверия в то, что Станислава ушла. Навсегда. Проводив их взглядом, пока те не скрылись в глубине леса, младшая вздрогнула от пронявшей её зяби. Промозглый воздух забирался за шиворот. Росья перевела взгляд на костёр, и её объяло такое одиночество, что заболело в груди. Сжав в кулаки холодные пальцы, она прильнула спиной к стволу, задышала часто. Что теперь их ждёт? Что будет с родичами? Больше всего тревожил отец, ведь какой же позор обрушится теперь на его голову, на саму Росью. А она не смогла вразумить Станиславу, да и куда ей? Разве старшая слушала её когда…
Росья не успела оправиться, как вдруг в спину ей будто ткнулось что-то острое. Она выгнулась, потеряв дыхание. Лес, окутанный туманом, поплыл. Хватаясь за ветви, чтобы уберечься от падения, Росья не устояла всё же и упала на колени. В глазах резко потемнело, и пред собой она увидела не кущи, а просторные широкие хоромы. Не успела удивиться и испугаться одновременно, увидела средь них мужчину. Высокий, статный, с широкой спиной. Видно знающий ратное ремесло, в походах побывавших не единожды, стоял он, отвернувшись, и волосы его тёмные падали на плечи.
– Дарко, я знаю, где её искать, – мужчина повернулся, и Росья вздрогнула, столкнувшись с пронзительными, серо-карими, как кора дуба, глазами.
Девица втянула в себя холодный воздух так глубоко, будто только что вынырнула из недр реки. Сминая в пальцах комки земли и закашлявшись, она села.
"Дарко, – билось в голове, – Дарко".
И тут-то воспоминания сна обрушились, будто снег на голову.
"Дарко, не об этом ли госте говорила ведунья Бреслава!?"
Ответом были лесная тишина да глухой шелест крон.
ГЛАВА 2. Дальние земли
Тишину разорвали грубые и весёлые возгласы мужчин, с грохотом стукнулись кубки, полилась брага да медовуха через края. И снова на некоторое время воцарилось молчание, пока побратимы опрокидывали содержимое чар в себя. Знатный пир устроил князь Мстислав по случаю приезда волынян в Дольну, собрав и всех своих друзей за общий стол. Знатный, но ненужный… Беспокоил Волот, слишком старший брат пристрастился к подобному увеселенью, дай только повод. Дарко это не нравилось, как не нравилось и то, что сажает рядом с собой не самых благочестивых воинов. Взять хотя бы Венцеслава. Дарко невольно глянул через край чары на вытянутого поджарого с редкими усами и чёрными, что воронье крыло, волосами сборщика подати.
"Подонок, обирает народ без зазрения совести. А Горята, сын купца?"
Дарко перевёл взгляд на хмурого тучного мужчину с короткой рыжеватой бородой, который присосался с жадностью к питью, что пиявка, ходит за Волотом, что тень.
Осушив чару первым, Дарко отставил посудину. Расстегнул петлю ворота кафтана, что стал натирать шею и колоть. От духоты голову сжимало раскалёнными клещами. Челядь раскрыла ставни, чтобы хотя бы врывался вечерний и в последнюю седмицу ставший по-осеннему холодный воздух, но он лениво залетал в палату, обдавая скудной освежающей прохладой, которой вовсе не хватало, чтобы вздохнуть полной грудью. И когда мужчины заговорили о дальних плаваньях, Дарко поднялся со скамьи и отошёл от общего стола ближе к выходу, где спасительно дул сквозняк. Прислонившись спиной к холодному каменному столбу, он расстегнул остальные петли. С него было достаточно питья – огненным сделалось дыхание, а каменный покрытый узорами потолок плыл, и Дарко закрыл глаза на миг, чтобы остановить поднявшуюся к горлу муть.
– Влей-ка и мне, краса, – услышал он голос Полада рядом с собой.
Княжич открыл глаза, наблюдая, как побратим подставил под кувшин чернавки чару. И ненароком залюбовался девицей, что наливала гостю питьё, несмело поглядывая то на Полада, то на самого Дарко. Весьма миловидна: с пышной русой косой через плечо, глаза… Глаза голубые, как дождевые капли, именно такие ему нравились, чистые, непорочные, только вот была ли так же чиста девица внутри? Взгляд княжича невольно скользнул к нежным маленьким губам и ещё ниже, к открытой тонкой шее, от вида которой во рту враз пересохло, а затем беспутно сполз вниз на сочные топорщащиеся в стороны налитые груди, что так плотно облегала рубаха с вышитым воротом. Открывшийся вид мгновенно разжёг в нём бесстыдные желания, к животу хлынула жидким огнём кровь, налились мышцы тяжестью. Впрочем, в последнее время для него все девицы были привлекательны. Особенно ныне, когда голова хмельная, и шальные мысли лезли в неё против воли.