Невеста проклятого
Шрифт:
Переложив ещё пару платьев, она добралась до белоснежных купальских рубах. Их она уж точно не наденет. Если отец сосватает кому летом, то к костру купальскому уже не выйдет она кружить хороводы. Разложив всё по местам, Росья захлопнула крышку. Подобрав отложенное платье, она вернулась к своей лавке. Рыжая запрыгнула на краешек, принялась умываться, так и слышно шуршание. Стянув мокрую одежду, Росья оглядела себя. Никогда она не задумывалась, хороша ли была собой и как могла бы видеться не сестрице и матушке, да Руяне, а мужчине. От подобных мыслей краска залила щёки, и Росья было потянулась за платьем, но передумала. С чего бы ей стыдиться? Привыкла, что Станиславу
Она повернулась и медленно прошла к полукруглому отполированному до блеска медному листу с узорами по краям. Росья в него заглядывала редко, а теперь её потянуло к нему, как к прохладному омуту. Сжимая в руках влажную косу, она предстала перед зеркалом и опустила руки, оглядела отражение. Кожа её была белая, плечи не так округлы и покаты, как у сестрицы, и руки тоньше, грудь вовсе не пышна, живот плоский, как гладь озера, а не мягкий, как у Станиславы. Росья задышала часто и глубоко, вглядываясь в черты своего бледного лица, только губы горели багряным цветом, будто клюквы объелась, и казались слишком распухлыми.
Сестрица всё одно краше будет, и всё по справедливости её только и любить, а Росье трудиться. Рядом со Станиславой все парни Елицы собирались, а про Росью всегда забывали, но странное дело, до сего мига она не омрачалась этим, ей даже то и на руку было, а теперь вот обида взяла. С чего вдруг?
Росья отошла от зеркала, погладила кошку, успокаиваясь, и вдруг поняла, что хотела бы оказаться на месте сестры. Всегда хотела, просто не понимала. Эта мысль привела в оцепенение.
«Не правильно всё это!»
Она подхватила с лавки исподнее, натянула на себя, следом платье, торопливо сунув голову в ворот, одёрнула подол, подпоясавшись тонким кожаным ремешком. Не успела она переплести косу, как услышала за дверью шаги, тихие, неспешные, так только матушка ходит. И впрямь на пороге появилась Вельмира. Матушка улыбнулась ласково и прошла вглубь.
– Вернулась уже?
– Что случилось? – просила Росья, припоминая, что Вельмира редко когда заходила к дочерям.
Мать тяжело вздохнула, обведя горемычным взглядом светёлку.
– Шерсть закончилась, а к Белояре идти не хочу. Раньше-то всё Станиславу посылала…
А ведь и верно, раньше матушка у неё брала кудели, но после того, как сбежала сестра, Белояра нос стала воротить да фыркать.
– И что же делать? Где брать теперь?
– В Калышане, – ответила тут же Вельмира. – Там знаю много прях.
Росья в уме представила, что путь неблизкий, но деваться некуда.
– Я бы Руяну отправила, но много ли она смыслит. Может с тобой её послать? Всё веселее.
– Не нужно, – отказалась Росья. – В доме хлопот полно: печи топить, пироги печь. А ты… приляг, отдохни…
Вельмира только благодарно на неё взглянула, и лишь теперь Росья рассмотрела, как устала мать: залегли морщины в уголках глаз и веки потяжелели, а губы вытянулись в упрямую линию, и видно держала она себя от отчаяния, прикладывая все свои внутренние силы.
– Ничего, мы справимся, – обронила невольно Росья утешительные слова, хоть этого раньше она никогда не делала.
За всё Станислава держала ответ, теперь Росья поняла это отчётливо.
Мать только кивнула, уронив взгляд, посмотрев в сторону, туда, где пригрелась кошка, улыбнулась легонько. А потом взяла руку дочери и вложила в неё кошель.
– Поспеши, чтобы дотемна успеть, – сказала матушка, высвобождая руки, и Росья спрятала кошель за ворот платья.
– Доброгу я уже упредила, что тебя посылаю. Ступай, пусть боги хранят тебя.
Росья, повинуясь какому-то внутреннему порыву, подалась к матушке и коснулась губами мягкой щеки Вельмиры, отстранилась, быстро вышла из светёлки, думая о том, что матушка отдала последнюю ценность, что накопила она за год.
В сенях уже хлопотала Руяна, рассыпая на расстеленные полотна собранные Росьей грибы.
– Далече? Дождь какой льёт, – спросила чернавка, кода Росья накинула на плечи кожух и покрыла голову накидкой, подвязывая её очельем, чтобы та не сбилась – идти придётся быстро.
– Недалеко. Скоро вернусь, – ответила Росья и выпорхнула в двери, избегая излишних расспросов чернавки.
Небо затянулась тучами ещё пуще, и на улице так потемнело, что казалось, не день на дворе, а глубокий вечер. Дождь и в самом деле припустился сильнее, чертя в воздухе серебристые стрелы. Благо народ разогнал по избам, и Росья свободно вышла за околицу, поднимаясь по тому же холму, скользкому и залитому водой. Впору палку брать для опоры. Так и брела, придерживаясь лесной тропки, медленно, но верно приближаясь к Калышане. Деревенька та была у речки узкой в десять изб. С женщинами этого селения Вельмира вела дружбу, обмениваясь с теми сотканными полотнами да шерстью, и договориться с ними было проще, нежели с соседями, вот только больно далеко те жили. Стало куда веселее, когда дождь стих, хоть по-прежнему хмурило над головой. Голый лес окутало сонное марево. Тропкой редко кто ходил, но боязно всё же было, лысо кругом, прятаться некуда, это не летом, когда листва бушует, и любой куст становится надёжным схроном. В ответ этой мысли Росья невольно подняла глаза, чтобы осмотреться, да так и приросла к месту.
Навстречу ей смутными силуэтами двигались люди, да не деревенские, и не телегой, а всадники, пять человек. Сердце ударилось о рёбра и бешено заколотилось.
Росья заозиралась. Бежать было некуда, да и мужчины приметили одинокую путницу, устремляя на неё взоры, и голоса их стали докатываться до ушей девицы, вызывая волнение и страх. Росья не вольна собой сошла с тропки, всё выискивая взглядом подходящий лаз, куда можно было сбежать, но не успела она оглянуться, как путники поравнялись с ней. И только тут поняла, что не просты те были. Тати не ездят с богатой упряжью, а тут и подвески кованные, и лошади ухоженные бурнастой да каурой масти, в Елицах ни у какого хозяина такой породы не сыщешь. Бывало, купцы заезжали, вот они имели меринов, что на загляденье. Поуспокоилась.
– Здравствуй, добрая путница, – поздоровался кто-то из них.
Росья медленно и несмело подняла взгляд на заговорившего с ней, оглядывая высокие кожаные сапоги, подвязанный длинным поясом кафтан из дорогой ткани, полы которого до щиколоток доходили. Заглянула в лицо, дыхание её затаилось. Лицо мужчины было светло и доброжелательно, хоть твёрдо и мужественно показалось ей на первый взгляд, но больше всего Росью подивило, какие тёплые глаза у того были, никакого зла в них не схоронишь, никакого безбожного умысла. Он переглянулся с другим мужчиной, уж сильно отличавшимся от остальных: волосы, как и брови, светлы, недлинной была борода. Но больше всего заворожили глубокие синие глаза. Таких она отродясь не видела, они напоминали ей глубину холодного зимнего неба, кожа тоже бледна, будто лучи Даждьбоговы касались его меньше всего из присутствующих. Взгляд Росьи забегал от одного мужчины к другому и в сердце росло глубокое смятение, холодело, чего они тут забыли в краях диких?