Невеста-самозванка

Джордж Кэтрин

— Знаешь, Лео, — мягко заметила его бабушка, — ты часто бываешь прав, но на сей раз ошибаешься.

Лео Фортинари шутливо поднял руки, как бы говоря: «Сдаюсь!», попрощался и вышел.

— Вот так, — удовлетворенно заметила синьора Фортинари. — А теперь, дитя мое, расскажи все-все о себе…

— Сначала позволь мне попросить у тебя прощения, — вспомнив наставления Розы, заговорила Харриет. — Я знаю, что время безвозвратно упущено, и все же хочу сказать: не было дня, когда бы я не жалела о происшедшем и не мечтала повернуть время назад.

—

Мне тоже есть за что просить прощения, — вздохнула Виттория. — Надо было понять, что с тобой происходит, и обойтись с тобой мягче. Ну и довольно об этом. Теперь ты здесь — и все позади. Ах, Роза, гордость — страшнейший из грехов, и я в нем повинна. Как я могла так поддаться влиянию Лео! Он твердил, что нам с тобой встречаться не стоит, что это откроет старые раны, может дурно сказаться на моем здоровье… Но он ошибся. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на ссоры и обиды.

Харриет печально кивнула — она подумала о родителях Розы.

— Кому об этом и знать, как не тебе, дитя мое? — На глазах Виттории заблистали слезы: теперь она выглядела на все свои восемьдесят лет. Но тут же, словно опомнившись, Нонна выпрямилась и лучезарно улыбнулась: — Скажи, Роза, ты привезла с собой праздничный наряд?

— Целых два! — улыбнулась в ответ Харриет. Роза снабдила ее двумя вечерними платьями от лучших парижских модельеров.

Затем Харриет начала рассказ «о себе»: посвятила синьору во все детали работы и личной жизни Розы (за одним исключением — старательно избегала всяких упоминаний о Паскале), а затем заговорила о беременности Аллегры.

— Тони и сам с ума сходит, и доводит до сумасшествия всех окружающих, начиная с самой Аллегры.

— Хорошо, что мужчины не рожают, — как бы невзначай заметила синьора. — Иначе род человеческий давно бы вымер.

Харриет рассмеялась, но тут же невольно зевнула. Нонна, улыбнувшись, похлопала ее по руке.

— Сильвия уже отнесла твою сумку наверх. Иди к себе, дитя мое, прими ванну и отдохни немного перед ужином. Ужин сегодня будет холодный и очень простой — готовить некогда, на кухне все заняты завтрашним угощением.

Женщины вместе вышли в холл, к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Ты будешь жить в своей старой спальне, — проговорила Виттория. — Постарайся немного поспать. Ужинаем мы в восемь.

Харриет поднялась на галерею второго этажа, спиной чувствуя заботливый взгляд синьоры и молясь об одном — не перепутать двери. Повернуть налево, третья справа… о радость! — сквозь приоткрытую дверь она заметила свою (точнее, Розину) сумку. Да и сама комната, от резной кровати до рисунка на обоях, была в точности такой, как описывала Роза. Харриет прикрыла за собой дверь и испустила вздох облегчения.

Пока все хорошо. Страшнейшие испытания пройдены — остались Данте и Мирелла, но их Харриет не особенно боялась. Роза предупреждала, что главный ее враг — Лео. И теперь Харриет проклинала себя за то, что не смогла скрыть недовольства, когда бабушка пригласила его на ужин. Как он, должно быть, сейчас над

ней (над Розой!) потешается!

«Не вздумай с ним любезничать!» — предупреждала Роза. С Лео, говорила она, Харриет должна держаться холодно и отчужденно — точь-в-точь так, как держалась бы она сама.

Мысленно поблагодарив услужливую Сильвию за то, что сумка уже распакована, Харриет заперлась в ванной и, чувствуя себя распоследней негодяйкой, набрала по сотовому телефону свой домашний номер. Вкратце рассказала Клэр о своих успехах, попросила передать Розе, что все в порядке, и пообещала звонить каждый день.

После ванны и отдыха Харриет ощутила себя новым человеком. Завернувшись в Розин купальный халат, она подошла к окну — и ахнула, обозревая восхищенным взором открывшийся перед нею вид. Харриет не была в Италии со студенческих времен и успела забыть, как прекрасны тосканские холмы в угасающем свете заката, как живописны итальянские деревушки на горных склонах, как сладко ноет сердце от мерного колокола, зовущего добрых католиков к вечерне, и кружится голова от разлитых в воздухе ароматов.

Когда солнце погасло и сумерки сменились непроглядной южной ночью, Харриет отвернулась от окна, распахнула дверцы шкафа и произвела смотр своим (точнее, Розиным) нарядам. Жакет и джинсы, в которых она была в самолете, очень напоминали ее собственные, но на этом сходство заканчивалось. Костюмы и платья Розы были выдержаны в стиле, для Харриет совершенно непривычном.

Высушив волосы, Харриет облачилась в бирюзовое платье из тонкой, как паутинка, шерсти. Платье облегало тело, словно вторая кожа, и Харриет возблагодарила бога за то, что грудь у нее поменьше и бедра поуже Розиных. Накинув жакет, чтобы скрыть глубокий вырез, она тщательно, как учила подруга, накрасилась, сунула ноги в бронзовые «лодочки» на высоких каблуках, а на палец надела Розино золотое кольцо с крупным бриллиантом.

Спустившись в гостиную, Харриет увидела синьору Фортинари: Нонна восседала на алом диване, перед ней стоял поднос с напитками.

— Роза, ты прекрасно выглядишь! — воскликнула синьора.

— Ты тоже, Нонна. — И Харриет подставила щеку для поцелуя.

— Налей себе вина и садись рядом. Расскажи мне поподробнее о молодой жене Тони. Она тебе нравится?

Харриет как могла подробно описала синьоре Аллегру, которую знала только по рассказам Розы. От вина она отказалась, налив себе минеральной воды — Роза предупреждала, что знаменитые вина Фортинари умеют развязывать язык.

— Да ты проголодалась, дитя мое! — заметила Виттория, глядя, с каким аппетитом Харриет уплетает пирожные.

— Никогда не ем в самолетах, — объяснила девушка. — Ненавижу летать.

— Вот как? — удивилась синьора. — Маленькой ты обожала самолеты.

«Осторожнее!» — предупредила себя Харриет.

— Теперь я не… — Она осеклась, заметив, что глаза синьоры наполнились слезами.

— Понимаю, — пробормотала Вигтория, прижимая к глазам платок. Твои родители… Прости меня.