Невеста Соболя
Шрифт:
Но если я об этом спрошу, то, наверное, буду выглядеть самой глупой девушкой на свете. Ведь только дурочки не понимают, что дыхание срывает и сердце даёт сбой, только если действительно любишь. А Слава меня не любит. Даже не влюблён. Да я и не нравлюсь ему ни капельки.
Видимо, я, правда, очень глупая, если до сих пор надеюсь на что-то.
Горько усмехнувшись, прикрываю веки и утыкаюсь лбом в Славино плечо.
«Какой высокий, сильный и красивый… Нет ведь ничего плохого в том, что я чуть ближе прижмусь к тебе? Это всего лишь танец. Это нормально — обнимать друг друга в танце, прикасаться и наслаждаться этим…»
— Саш, — неожиданно раздаётся хриплый голос у меня над ухом.
Слава наклоняется ниже и теперь его горячее дыхание скользит по моей шее, щекочет плечи и сползает вниз к животу, где сворачивается в плотный огненный жгут.
Мне становится совсем нечем дышать. Ноги не держат — наверное поэтому Слава чуть сильнее меня сжимает. Видимо, я падаю. Не могу точно сказать, потому что голову заволакивает мороком и думать нормально не получается.
— Саша… Ты чего какая напряжённая?
Напряжённая? Вовсе нет. Скорее возбуждённая и влюблённая по уши. Но лучше Славе об этом не знать, а то придумает опять чего-нибудь лишнего насчёт моих чувств к нему.
Точнее, не придумает, а догадается, но это уже детали.
— Не люблю танцы, — кое-как выдавливаю из себя ответ, и ненавижу собственный голос за то, как хрипло и надрывно он звучит.
Скорее бы закончился этот медляк, пока я окончательно с ума не сошла!
Но музыка всё звучит и звучит, а Славина ладонь продолжает скользить по моей спине. Теперь она перемещается выше, к лопаткам, оставляя огненную дорожку за собой.
В какой-то момент мне хочется плакать от бессилия.
Ну почему он? Почему я не чувствую то же самое к Максу? Почему моё дурацкое сердце только на Славу так реагирует? Может быть, мне какое-то бракованное сердце досталось? Точно, это всё объясняет. Моё просто сломано.
— Даже со мной танцевать не нравится, Саш? С ним лучше было? — снова хрипит Соболев.
Я ничего не отвечаю. Ни да, ни нет. Не хочу врать, и правду говорить не хочу. Вот так бывает — когда остаётся только молчать, чтобы не выдать свои настоящие чувства. Мне ведь нужно как-то защитить своё и так бракованное сердце от окончательной поломки и остановки. Хотя бы молчанием.
И пусть мир вокруг разлетается, пока Слава прижимает меня к себе, пока его пальцы ласково поглаживают мою спину, пусть этот миг сохранится в моей памяти, наклеется фотокарточкой на ещё одну страницу альбома под названием «любовь всей моей жизни». Пусть так будет, а я просто помолчу. Я просто повдыхаю его запах и сделаю вид, что всё по-настоящему. Всё реально — мы, наша любовь, кольца на пальцах и этот медовый месяц на краю света.
Медленная мелодия заканчивается так неожиданно, что я оказываюсь к этому совсем не готова. Мне казалось, я хочу завершения танца, но, получается, что нет. Не хочу Славу отпускать. И всё же отпускаю.
А вот он как раз не торопится разрывать объятия. Продолжает стоять посреди танцпола и прижимать меня к себе. И я не понимаю, зачем он это делает? Почему так себя ведёт?
— Слав, танец закончился. Идём за стол, — шепчу, дёрнув его за рукав рубашки.
Но он не двигается. Поэтому я отхожу сама, что с трудом удаётся сделать, потому что Слава будто не хочет меня отпускать, сильно стискивая плечи. И смотрит так… странно. Глаза тёмные, дикие. Сейчас в них утонуть можно.
Мои нервы уже превращаются в толстые напряжённые канаты, а сердце почти пробивает ударами дыру в груди, когда раздаётся громоподобный голос Гора.
— Дорогие друзья и гости отеля! Минуточку внимания! У меня есть важное объявление. Дело в том, что в этот раз к нам в отель провести свой медовый месяц приехали мои друзья. Недавно они поженились, даже не пригласив меня на свадьбу. Да-да, Соболь, в твой огород претензия, — смеётся Славин друг.
Свет над нами зажигается, чётко осветив на тёмном танцполе наши со Славой застывшие фигуры.
— Но дело сделано. Свадьба сыграна, поэтому сегодня я от всей души хочу поздравить вас, ребята, с этим событиям и пожелать семейного счастья и любви до конца дней. Соболь, Саня у тебя просто потрясающая. Ты её береги! А ты, Саш, если что — обращайся. Надо будет — я ему люлей лично навешаю. Чтоб не обижал!
По помещению клуба прокатывается добродушный смех, а мне что-то вообще не смешно. Это что же это происходит? Что задумал Гор? На нас все смотрят с любопытством, а Слава непринуждённо салютует другу в ответ на его пожелания.
— Горько что ли! — орёт Гор в микрофон, поднимает рюмку с прозрачной жидкостью и подбадривает жестом весь зал. — Целуй уже свою красавицу-жену, дружище!
Чегооо?
Гордеев спрыгивает с небольшого возвышения, где, видимо, обычно выступают музыканты или исполнители, и направляется к нам.
— Горько! Горько! Горько!
Все гости клуба в синхрон начинают скандировать, призывая нас поцеловаться. И я в ступоре поворачиваюсь лицом к Славе.
Бросаю взгляд на его губы и тут же поднимаю глаза, шумно сглатывая.
— Ну давайте уже, чего застеснялись?
Друг Соболева подталкивает нас друг к другу и мне приходится упереться руками в Славину грудь, чтобы не рухнуть в неё носом.
В ладони бьёт его чёткое, размеренное сердцебиение, которое сильно контрастирует с моим — скачущим бешеным галопом.
Нет, это уже не смешно. Одно дело изображать молодожёнов на словах, а тут…
Да и не станет он меня целовать. Точно не станет. Я ведь для него так и осталась младшей сестрой его лучшего друга. Даже спустя девять лет, он смотрит на меня как на ребёнка. Ну, ладно, пусть не совсем как на ребёнка — это мы уже выяснили. Но сути это не меняет.
Паника, острыми иголками проникает под кожу и сжимает мышцы.
Ну всё. Это конец. Сейчас мы проколемся, и вся маскировка пойдёт коту под хвост…
— Слава, — шепчу Соболеву на ухо, нервно теребя между пальцев ворот его рубашки. — Что делать? Нас раскусят.
— Не бойся, Санёк. Не раскусят.
Сжимает моё лицо в ладонях. Давит большим пальцем на подбородок, вынуждая открыть рот. А потом наклоняется и целует, оставляя громкий свист толпы фоном звучать у меня в ушах.
Это как свободное падение. Как прыжок с парашютом. Или знаете, то короткое мгновение, когда ты на американских горках достигаешь самого пика, а потом вдруг резко срываешься вниз.