Невеста викинга
Шрифт:
В доме не было никаких окон. Единственный свет исходил от дымного очага в центральной части. Да сверху, сквозь отверстие в крыше, пробивался слабый дневной свет, приглушенный дымом очага. Не прошло и минуты, как глаза Бренны приспособились к полумраку, но поднять взгляд и оглядеть комнату она не решилась.
У нее под ногами была не утрамбованная земля, как она привыкла, а с любовью сделанный деревянный настил. У дальних стен длинной и узкой комнаты стояли низкие скамьи, а в одном из углов кучей лежали меха, очевидно, служившие им постельными принадлежностями. Напротив открытого дверного проема стоял ткацкий станок.
Глубоко вздохнув, Бренна прошла дальше в комнату. Она была насторожена, словно шла в волчье логово. С другой стороны очага она разглядела фигуру человека. Нет, две фигуры.
«Только познав истину, можно стать свободным», — часто говаривал отец Михаил. Бренна опустилась на скамью и заставила себя посмотреть на свою правду.
На другом конце скамьи сидел Йоранд, и рядом с ним, уткнувшись ему в грудь, сидела женщина. Йоранд обнимал женщину за плечи. Неожиданно Бренна увидела, как дрожат плечи женщины, и поняла, что та плачет.
Отец рассказывал ей, что олень, когда охотник берет его на прицел, часто поднимает голову и смотрит охотнику в глаза. Должно быть, Йоранд также обладал этим звериным чутьем, если он в ту же минуту поднял голову и пристально посмотрел на нее, Бренну.
Борозды морщин пролегли над его бровями. В его синих глазах читались сожаление, горе и безнадежност. Если бы в аду проходило распределение душ, то ее муж мог бы занять место у таблички «Потерянная душа».
Внезапно Бренна поняла, что Йоранд, женившись на ней, действительно не подозревал о существовании пер вой жены. Теперь, если он разделит свою душу не только с ней, Бренной, но и с Сольвейг, ему придется разорвать свое сердце пополам.
Это показалось Бренне в высшей степени несправедливым. Никому из них троих таких проблем в жизни не было нужно. На какое-то мгновение ей даже стало жаль эту женщину в руках ее мужа.
Словно бы почувствовав чужака, Сольвейг также подняла голову и пристально посмотрела на Бренну. В полумраке дома глаза норвежки хищно сверкнули.
Бренна решила не проявлять свою жалость, а также, если угостят, есть только из одного с Йорандом котелка.
Бренне стало казаться, что к ней приходят силы словно из какого-то неведомого источника. Она почувствовала, что сможет покинуть этот зловещий дом и Йоранда, сможет разобраться в этом клубке отношений сама. Она решила, что не будет никого просить и умолять. Ведь если в конце концов он выберет не ее, Бренну, то в ее сердце эта рана все равно не заживет никогда.
Йоранд знал, что убедить Сольвейг будет трудно, но он оказался не прав. Это было невозможно.
— Посмотрите на нее. Я не потерплю в этом доме никакой ирландской неряхи, — заявила женщина, отодвигаясь от Йоранда.
— Я строил этот дом своими руками, — ответил Йоранд, пытаясь с видимым усилием говорить спокойно. — Бренна останется здесь, поскольку ей идти некуда. И говори с ней на ее языке.
— Почему я должна… — начала Сольвейг, бесцеремонно рассматривая ирландку. — Неужели только потому, что она не понимает, что я говорю? Тогда почему бы ей не заняться чем-нибудь полезным?
Бренна в замешательстве смотрела на них. Сольвейг повернулась к Йоранду и сказала:
— Вот видишь, она нас даже не понимает.
Бренна поднялась со скамьи. По ее хмурому выражению лица Йоранд догадался, что она все-таки что-то поняла из того, что говорила Сольвейг, и была оскорблена. В серых глазах Бренны сейчас была решимость пустить в ход кулаки, и, несмотря на преимущество Сольвейг в росте, шансов победить у нее было мало.
Йоранд часто участвовал в сражениях и прекрасно знал, что иногда имело смысл отступить, чтобы затем вернуться в более удачный день. Но сейчас он не мог оставить этих женщин вместе, поскольку на их лицах была написана жгучая ненависть. Ему не хотелось в одночасье стать дважды вдовцом.
— Привет этому дому! — раздался со двора знакомый голос.
— Армог! — сказал Йоранд. Он шагнул к двери и буквально втащил в дом святого отца за жилистую руку, которую тот протянул для приветствия. — Слава Богу, вы все еще с нами.
— Да, — ответил отец Армог, снимая свой плащ и стряхивая его. Капельки воды с плаща исчезали с шипением в очаге. Святой отец почти свободно говорил по-норвежски, если не считать намека на акцент. — Я прибыл в Дублин не по своей воле, но все равно остаюсь слугой Божьим. Не многих здесь удалось обратить в истинную веру, но такие имеются. Мы построили здесь маленькую церковь, совсем неподалеку.
— Торкилл разрешил вам? — спросил Йоранд.
— Как вы знаете, я сослужил ему службу, обучив вас и Колгрима говорить по-ирландски. Торкилл, конечно, упрямый человек, но и у него есть чувство справедливости. Он не запретит слова Божьего, если только его люди будут соблюдать верность ему, Торкиллу.
Святой отец смиренно пожал своими узкими плечами. Бренна смотрела на святого отца, и ей невольно вспоминался молодой журавль, ловивший пескарей на отмели.
— По правде говоря, у меня больше успехов с женщинами, когда я пытаюсь обратить их в свою веру. Мужчинам это неинтересно. Ходят слухи, что вы привезли с собой ирландку.
В ответ Йоранд представил Бренну. О том, был ли Армог потрясен тем, что Бренна была его второй женой, можно было лишь гадать. Его лицо с острыми чертами сохраняло невозмутимость.
— Христос с тобой, дитя мое, — певуче сказал на гэльском языке святой отец. Его костистые пальцы прочертили перед ней в воздухе крестное знамение.
Бренна опустилась перед ним на колени.
— Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила, — с облегчением заговорила девушка, чувствуя облегчение от того, что видит перед собой христианского священника и слышит родной язык. — Я давно не исповедовалась. Есть ли здесь такое место, где вы могли бы исповедать меня?
— Да, идите со мной, дитя мое. У нас есть место, где вы можете исповедоваться.
Священник протянул ей руку и помог подняться. Бренна натянула капюшон и проследовала за Армогом к двери.
Уже у двери она обернулась, чтобы бросить на Йоранда последний взгляд. Уголок его губ дрогнул в грустной полуулыбке. Да, Йоранд понял, что это было прощание. Он знал, что по своей воле она не вернется в его дом никогда.
— Типичная ирландка, — пробурчала Сольвейг, наблюдая, как уходит ее соперница.