Невеста войны. Спасти Батыя!
Шрифт:
Второй раз мы пришли с Сильвией, хотя на подруге не было боевых лат, да и одеяние поскромнее, Огуль-Гаймиш разглядывала ее совершенно откровенно, действительно как игрушку, висящую на ветке. Удовлетворив любопытство, хмыкнула, и было непонятно, понравилось или нет.
Но Сильвия ответила тем же. Она тоже вперилась в хатун и оценивающе изучала ее бохтаг, а потом фигуру в огромном бесформенном халате. Не знаю, как Сильвия хатун, а сама Огуль-Гаймиш моей подруге понравилось не очень, она-то хмыкнула весьма скептически. Никакие попытки незаметно дернуть рыцаршу за рукав или отвлечь чем-то
Вообще, я еще со времени пути в Каракорум заметила, что Сильвия ведет себя с любопытствующими тремя способами: она либо напрочь не замечает, если считает ниже своего достоинства, либо бьет, если уж сильно достают, либо вот так разглядывает в ответ. Самое интересное, что терпят.
Стерпела и хатун, она даже беспокойно оглянулась, словно ища поддержки. Пришлось ободрить взглядом, мол, ничего, выглядишь нормально. И смех и грех, Сильвии удалось смутить Великую хатун, известную своей насмешливостью!
Дома, то есть в юрте, когда мы остались одни, Сильвия объявила:
– Ничего тетка. Только как бы не перемудрила, сама же может в ловушку попасть.
– Ты о чем?
– Зря ее глупой считают, она хитрая, она, Настя, такая хитрая, что ужас. Только большие хитрецы сами себя и губят.
Я вспомнила судьбу Огуль-Гаймиш. Если изменить ничего не удастся и Гуюка отравят, то править будет она, а потом ее не просто убьют, а как-то жестоко. Выходит, Сильвия права – перемудрит. Стало даже жаль насмешливую хатун, спасшую нас от вымерзания.
– Как ее предупредить?
– Не вмешивайся, не твое дело. Ты брата нашла, придет весна – и отправимся домой.
Чем занималась в Каракоруме сама Сильвия, я не знала. Уходить из дома она повадилась, когда я болела, но с переездом в дворцовый комплекс своих новых привычек не изменила. Объяснять, где бывает, не собиралась, да я и не настаивала, мне же не нравится, когда присматривают. Только как она без знания языка?
Я подозревала, что Сильвия ходит в храм, причем тот, где вел службу тот приставучий священник. Ладно, ей же надо посвящаться в рыцари. В конце концов, это ее дело, ходить или не ходить. Карим тоже частенько расхаживал по Каракоруму, но с тем понятно, у него в каждой деревне по десятку знакомых, с кем-то встречался на караванной тропе, с кем-то находились общие знакомые…
Вот и получалось, что домоседами оказались только мы с Судилой, который почти не вставал с ложа в их с Каримом юрте. Парню, видно, отбили все внутренности, правда, он утверждал, что это давно, потому что был непокорным, не желал делать кольчуги для монголов. Мы прекрасно понимали, что он не выживет, но помочь ничем не могли.
Так и зимовали: Сильвия с Каримом – где-то болтаясь, Судила – лежа пластом, Анюта, кстати, став хозяйкой того самого караван-сарая, где мы ее оставили (она умудрилась охмурить хозяина-вдовца и заняла место его супруги), а я большей частью в философских размышлениях о смысле бытия и о том, какого черта меня занесло в этакую даль, если сделать все равно ничего нельзя?
Но оказалось, что, даже почти
Выяснилось это случайно. Этот разговор не предназначался для чужих ушей, но я все же услышала…
На территории дворцового комплекса немало местечек, куда не ступает нога стражника. Там можно пройти незамеченным и даже попасть в сам дворец. Не знаю, почему это неизвестно охране или хатун, но убеждаться в таких вещах не слишком приятно.
Разговаривали двое. Причем говорили… обо мне. Но сначала о себе:
– Ты не та, за которую себя выдаешь.
– Ты тоже.
Голоса мужские, а речь шла о женщинах, по крайней мере одна из них, судя по обращению, точно баба. Нормально…
Но дальше хуже:
– Не трогай Настю.
– Пусть уйдет в сторону и не путается под ногами.
– Она будет делать то, зачем приехала.
– Тогда умрет.
– Если тронешь Настю, будешь иметь дело со мной!
Я буквально отползла на цыпочках, затаив дыхание. Это что?! Вряд ли в Каракоруме сотня Насть, к тому же во все подряд вмешивающихся, боюсь, что таковая я одна. Это меня обещали убить?! Кто? И кто защитник? Стало по-настоящему жутко, я одна (не считать же серьезной защитой мало что понимающую по-монгольски и буйную Сильвию) очень далеко от дома, среди чужих людей, и мне угрожает смертельная опасность.
Но я, видно, все же шумнула, или меня учуяли, потому что разговор немедленно прекратился, и стало слышно, как те двое поспешно удаляются. Вместе или врозь, не знаю, но можно быть уверенной, что их там нет. Я обругала себя на чем свет стоит, неужели нельзя было послушать, чтобы понять, кому принадлежат голоса. Оба голоса мне смутно кого-то напоминали, особенно голос защитника, они были искажены, словно пробивались через что-то. Господи, кошмар-то какой!
Это уже не композитор Глюк, а его однофамилец из серии «спасайся, кто может, инопланетяне в городе!».
Я никому ничего говорить не стала, незачем беспокоить остальных. Сильвия так вообще могла начать расследование или бушевать по поводу ненадлежащей охраны столь ценной особы, как моя. Сама она, на удивление, ничего не боялась, даже ходить в темноте по улицам Каракорума или закоулкам дворца.
От Великой хатун пришло приглашение… на охоту. Забеспокоились и Карим, и Сильвия. Но отказаться я не могла, это не принято.
Охота предстояла с ловчими птицами. Я слабо представляла, что это такое, помнила, что с головок птиц снимают колпачки и выпускают, чтобы те сбили птицу в воздухе.
– А лук со стрелами брать нужно?
Приставленный ко мне советник кивнул:
– Да, если хатун умеет стрелять.
– Умеет.
– А на кого мы охотиться будем?
Я вдруг сообразила, что птиц сейчас нет, они в теплых краях.
– На волков.
– На кого?!
Они что, надо мной издеваются? Сокол против волка?
– Почему сокол? Не сокол, беркут, они волка и лису хорошо берут. Госпожа когда-нибудь охотилась с беркутом?
Хотелось сказать, что я и с воробьем не охотилась. Чтобы пресечь ненужные расспросы, заявила прямо: