Невеста вождя драконов
Шрифт:
Не выдержал. Мика вздрогнула от неожиданности, когда дракон дернул ее руки вверх, крепко сжал над головой. Сердце затрепетало, она почувствовала жажду. Неотвратимую, пьянящую жажду быть как можно ближе.
Слабость растеклась в ногах, закружилась голова. Аккуратно, но уверенно дракон развел ее бедра, удерживая руки, неотрывно смотря в блестящие от желания глаза. Одно плавное движение — и Микаэлла откинула голову назад, выгнулась в пояснице. Жаркий от близости воздух наполнил легкие, сбивая дыхание, вынуждая теряться в ощущениях.
Рей качнулся вновь, резче, сильнее, с наслаждением ловя ее стоны и шумные вздохи. Вырвав из его хватки
Неистовая, несдержанная ласка сводила с ума, движения становились все более нетерпеливыми, жесткими и страстными. Мика впервые почувствовала себя рядом с ним так, будто самовольно шагнула в клетку к хищнику, но, вопреки крику разума, она знала, что он не причинит ей вреда.
Рейнард не мог оторвать от нее глаз. То, как она закусывала губу, пытаясь сдержать стоны, то, как двигалась ему навстречу, как сжимала его плоть и жмурилась, — все это лишь больше распаляло и без того мощный огонь, уже до боли обжигающий все внутренности.
Его имя сорвалось с ее губ, приглушенный, почти умоляющий шепот… Оба задержали дыхание и резко выдохнули, растворяясь в волнующем моменте.
Рей обессиленно лег на траву, незамедлительно притянул к себе суженую, сжал в объятиях, целуя в макушку. Жар сменился блаженным, ласковым теплом.
Задевая ее рваным дыханием, дракон шепнул:
— Я все еще жду ответа.
Мика не сдержалась — усмехнулась. Рисуя пальцем узор на широкой груди, она шепнула в ответ:
— Ты его уже давно получил, ящерка. Не вынуждай меня снова краснеть.
Глава 47. Духи леса
Некоторые места бывают обманчивы. Как и чувства, которые они рождают своей живописной красотой. И порой отличить реальное видение мира от сновидений не представляется возможным.
Прогуливаясь по деревне, Мика и сейчас не могла понять, спит она или же в этот раз сон не смог затмить реальность. Горячие лучи утреннего солнца ласкали кожу, скользили по тропам и траве, расползались по крышам хижин, нагревая их и воздух.
Микаэлла с легкостью отказалась от теплой вальгардцкой одежды, заменив ее воздушным нежно-бирюзовым платьем без лишней декоративности и сандалиями на плоской подошве.
Несмотря на раннее утро и недавно выглянувшее из-за гор солнце, в поселении кипела жизнь. Девушке даже показалось, что она проснулась позже всех, но вскоре она заметила вяло выходящих из лачуг детишек. Потягиваясь, они позевывали и щурились, глядя в ясное небо. Мимо проходили женщины, держа над головами корзины с фруктами, — теперь не воительницы, не жаждущие справедливости, а примерные жены, милые, ласковые матери, которые улыбались всякий раз, когда ловили взгляд Микаэллы.
Среди мужчин, направляющихся в лес, и среди тех, что тренировались внизу, в поле, Мика не заметила ни Лейва, ни Рейнарда. Рей предпочел остаться у озера до утра, и девушка, как бы ей ни хотелось быть рядом с ним, ночью вернулась обратно в деревню и, к ее удивлению, уснула довольно быстро и незаметно.
Она ждала суда. Справедливого суда. И, хоть и не ведала о причинах подобного недружелюбия со стороны арханцев к Рейнарду, надеялась, что они проявят чуткость к нему и... его ребенку.
Мика притормозила, оказавшись на небольшой полянке, окруженной деревьями и разделенной почти на равные половины серебристой ниточкой ручья.
Отрешенный взгляд задержался на Генри. Он бегал с остальными ребятами вдоль поля, но гораздо быстрее их, и перепрыгивал через ручеек. Прежде она нечасто видела его таким — веселым и беззаботным. Она догадывалась, что в скором времени ему придется оставить ребячество, коим он еще не успел насладиться, и начать готовиться ко взрослой жизни: учиться быть мужчиной не только с помощью оружия и искусства боя, но и благодаря мудрым, храбрым и достойным поступкам.
Но это оказалось тем единственным, в чем Мика была бессильна и не могла ему помочь. Рано лишившись родителей и попав в приют, ей пришлось быстро повзрослеть и помимо бремени старшей сестры взвалить на себя ношу материнских забот. Она делилась с ним теплом и нежностью, отдавала столько, сколько могла, — и, кажется, за одиннадцать лет исчерпала всю материнскую любовь. Страх не одарить собственное дитя заботой яростно вгрызся в сердце, точно дикий голодный зверь в мясо.
— Должно быть, тебе было нелегко.
Рядом остановилась Тира — по-прежнему облаченная в черное платье, но в этот раз без накидки и с распущенными волосами, которые длинными смоляными прядями тянулись до самых бедер. Обтянутые пленкой глаза внимательно следили за детьми.
— Доброе утро, — отозвалась Мика, прежде чем ответить на неожиданное предположение. — Я не могу жаловаться. Кому-то бывает в разы сложнее. Генри в отличие от меня с самого рождения рос без отца и матери.
— Но ему повезло с тобой, — улыбнулась женщина, взглянув на Микаэллу и слегка склонив голову набок. — Прости меня за мое любопытство… Я немного поспрашивала у Лейва о тебе и Генри. А теперь хочу выразить тебе свое восхищение. Многие на твоем месте предпочли бы остаться в море, продолжить совершать набеги, наслаждаться жизнью… Но ты вернулась к нему. Думаю, он тоже осознает это. И очень ценит твое решение.
Мика, почти неуловимо улыбнувшись, решила промолчать. Пусть другие и восхищались ее стремлением уберечь брата, она знала, что пару лет назад ее намерения были не так чисты и невинны.
Первой минутное молчание прервала Тира.
— Пойдем. Думаю, пора порадовать ее визитом.
Не дожидаясь реакции, она развернулась и неторопливо двинулась через поле, в сторону виднеющихся вдалеке гор. Мике потребовалось несколько секунд, прежде чем, поборов негодование, последовать за королевой. Она успела поймать взгляд Генри и помахать ему, прошептав одними губами, что с ней все в порядке и волноваться не о чем.
Эта часть леса отличалась от той, где Микаэлле довелось побывать. Тишина преследовала их уже несколько минут: не было слышно ни дуновения ветра, ни стрекота насекомых, ни дивных песен ранних пташек. Толстые корни деревьев, заросшие мхом и крохотными желтыми цветочками, торчали из-под земли, приковывая к себе взгляд и словно нарочно не давая свободно передвигаться по узенькой тропе. Чем глубже они продвигались в лес, тем слабее становился дневной свет и острее делалось чувство, что кто-то внимательно следит за ними.