Невеста вождя драконов
Шрифт:
Раньше Рей никогда не охотился на илдов. Похоже, поэтому ему было столь непривычно передавать в руки Рагнара девушку. До нее он доставлял в замок вождя лишь мужчин с грязной душой, прославившихся своими мерзкими, пакостными поступками. Но только из-за молодой разбойницы — знаменитого Сокола Севера — он чуть ли не сгорел со стыда.
Это неправильно. Бесчестно.
Рейнард даже не сомневался в недобрых намерениях Рагнара, но пока смутно представлял его планы касательно девушки-илда. В одном он был уверен: ее скрытая дерзость и самоуверенность рано или поздно сыграют с ней злую шутку. Лишить
Пересиливая себя, Рей наконец спустился на одну ступеньку, но замер, когда уловил доносящийся откуда-то из-за угла приглушенный шепот. Стиснув зубы, он прислушался.
— ... говорю тебе: это должно случиться сегодня, в полнолуние, — послышался мужской голос.
— Да где ж мы найдем столько сироток?
— А может... подсунем кого-нибудь? Может, и не сироток... Он не поймет ведь, проверять не станет.
— Ты чего удумал, бездарь? Решил сорвать ему ритуал? Он же нас потом на кол насадит... Забыл что ль, как он Лода прямиком в Хельхейм отправил? Парень всего лишь в коридоре с ним столкнулся... А после насаженный целую неделю людей на площади пугал. Нет уж, забудь о лжи. Мне жизнь дорога.
— А с девицей-то что делать? Она решетку ломает, как ненормальная. Голодная, поди.
— Забудь. Вождь велел еды не давать. Ей так или иначе недолго осталось. Чего лишний рот кормить? Давай лучше сирот искать. Времени не так много осталось.
Постепенно голоса стихли, а Рей продолжил стоять на ступеньке, осмысливая подслушанный разговор. Убираться восвояси не спешил.
И если до этого внутри него таилось слабое желание забыть о случившемся и вернуться домой, то сейчас стремление разгадать тайны Рагнара сделалось таким сильным и жгучим, что девушка-илд показалась ему единственным шансом узнать правду.
Глава 7. Кровавый сокол
Сырость и полутьма пугали сильнее, чем большие волны и рокочущий гром, рождаемый гневом Одина. Мику трясло от страха и злости, и единственное, что ненадолго помогало успокоиться и выплеснуть эмоции, это дребезжащая от ее ударов решетка.
Прутья были тонкими, выглядели хлипко, но на деле оказались прочными и твердыми, как камень. Попытки призвать стихию терпели крах, и вместо желанной силы Мика чувствовала, как стальные браслеты все яростнее сжимают запястья, грозясь разломать кости.
Где-то в темноте, за пределами ее собственной темницы, раздавались судорожные всхлипы женщин. Вначале Микаэлла пыталась поговорить с ними, но в ответ получала лишь тяжелое рыдание, сквозь которое порой прорывались слова: «Молчать… Нужно молчать…»
Досадливо рыкнув, девушка со всей силы впечатала кулак в прутья и скривилась — но не от боли, а от понимания, что сейчас она не в состоянии вырваться из клетки.
Впервые за все время ее преступной жизни она оказалась пойманной и запертой подобно певчей птичке. Только человек, остервенело лишивший ее самого ценного — свободы, не желал слышать ее голос. Мика не ведала, чего он жаждал на самом деле, но теперь знала наверняка: все рассказы о нем не имели ни капли лжи — в стенах мрачного замка Вальгарда уже долгие годы прячется жестокий зверь.
Устрашающая неизвестность неумолимо подпитывала
Слезы вдруг обожгли глаза, но она сдержала рвущуюся наружу жгучую обиду и провела ладонью по лицу. Мика уже очень давно уяснила, что никому нет дела до ее переживаний, что слезы — пустая трата времени, они ничего не изменят, но могут стать самым страшным врагом, распахнув дверь в сердце и выдав врагам все страхи. А может, за пять лет вдали от приюта, забравшего ее детство, она стала слишком горда, чтобы плакать перед лицом опасности.
Интересно, встретившись с мерзкой настоятельницей Ингварой, утратила бы она ту мощь, те силу и величие, что обрела, бороздя моря и пронзая врагов мечом? Мике казалось, что один грозный взгляд этой женщины, одна пощечина, оставленная грубой костлявой рукой, разом уничтожили бы гордость любого и выудили бы из темного уголка души избитого котенка, шугающегося собственной тени.
Вот кем она считала себя шесть мучительных лет, проведенных в приюте, — котенком, который изредка обращался в тигра, мнил себя сильным и храбрым.
Время тянулось мучительно медленно, как бывает всякий раз, когда очень ждешь чего-то, а сердце бьется в груди тревожно и больно. Микаэлла не знала, прошли минуты или часы. Вскоре женщины в соседних камерах замолкли. Глубокую тишину теперь прерывал лишь монотонный стук капель где-то в углу и надоедливая беготня крыс. Когда пальцев девушки коснулось что-то мохнатое, она с трудом заставила себя не завизжать.
Прижав ноги к груди, обхватила их руками и уткнулась носом в колени, молясь всем светлым богам, чтобы ей представился шанс вырваться из тьмы, в которую ее заточили.
Как-то матушка — ласковая женщина с чарующей улыбкой и длинными огненно-рыжими волосами — сказала ей: «Бойся своих желаний — они имеют обыкновение сбываться».
Раньше Мика не придавала значения этой фразе, но вскоре поняла, о чем предупреждала ее мама. Загадывая что-то, нужно быть предельно осторожным при выборе слов. Ведь как загадаешь желание, так оно и исполнится.
И молитвы все же были услышаны. Впереди распахнулась деревянная дверь, пропуская в темницу полосу мягкого оранжевого света. Возможно, Микаэлла обрадовалась бы, что тьма рассеялась, отступила от нее, спрятав когтистые лапы, если бы только на пороге не стоял человек, вселяющий в ее юное сердце ужас.
Вождь заполнил собой весь дверной проем, отчего казался таким большим, как медведь, стоящий на двух лапах и угрожающе нависающий над людьми. Синие глаза злые, на лице застыло мрачное выражение, отнюдь не придающее ему красоты.
Но отчего-то больше всего Мику напугала реакция пленниц на его появление, нежели он сам. Она наконец-то увидела в дальнем углу за решеткой трех молодых женщин, которые сжались и тихо заплакали, как только вождь ступил в темницу. Вид у них был до безобразия неприличный, жалкий: разодранные лохмотья едва прикрывали избитые руки и ноги, едва прятали засохшую на коленях кровь и синяки, разбросанные по всему телу. Лицо одной из них уродовали жуткие кровоподтеки.