Невеста
Шрифт:
Захария, казалось, это скорее позабавило, нежели заставило раскаяться.
– Могу ли я напомнить тебе, что ты втрескался в нее? Ты был готов переспать с этой милашкой, чего бы тебе это ни стоило. Если я правильно понял, а я в этом совершенно уверен, ты весь день провалялся с ней на сене. Знаешь, ты ведь мог тихо и без шума аннулировать брак. Но, очевидно, ты выбрал другой вариант.
Гидеон нахмурился:
– Кстати, ты не говорил об этом Дафне?
– Конечно же, я сказал. Я не мог позволить, чтобы бедняжка бегала по Нью-Йорку
– Господи! Как она отнеслась к этому?
– Очень возбужденно. Я до сих пор слышу, как гремели ее безделушки, когда я садился в экипаж.
– Чудесно. А ее отец?
– Ему хотелось привязать тебя к фонарному столбу на Пятой авеню и хлестать до тех пор, пока по тротуару не потечет кровь.
«Слишком много для объединения двух финансовых империй», – с мрачным отчаянием подумал Гидеон.
– Боюсь, что это еще не все, – с плохо скрываемым удовольствием сказал Захарий. – Они собираются приехать сюда, видимо для того, чтобы заставить тебя понять свою ошибку.
Гидеон снова выругался, но от дальнейших высказываний его удержало внезапное появление в дверях гостиной Уиллоу. Сияющая на ее лице улыбка была несомненным доказательством того, что она не слышала их разговора.
– Нам придется остаться здесь сегодня, Гидеон, – весело объявила она. – Мария говорит, что нет времени собрать все эти простыни и полотенца. Мы с ней сделаем это с утра.
Гидеон почувствовал себя размягшим, словно ненакрахмаленная рубашка, и избегал сверкнувшего понимающего взгляда Захария.
– Прекрасно, – сказал он с неожиданной для самого себя пренебрежительностью.
Уиллоу это явно уязвило, и улыбка готова была сбежать с ее лица.
– Что-то не так?
Тут в разговор со свойственной ему решительностью вмешался Захарий.
– Нет-нет, ничего страшного, дорогая. И, могу ли я так выразиться, добро пожаловать в семью Маршаллов?
Гидеон поморщился, но, к счастью, внимание Уиллоу было приковано к Захарию, и она не увидела.
– Спасибо, – мягко поблагодарила она, и ее глаза с такой робостью обратились к Гидеону, что он почувствовал неловкость. Он обидел ее одним лишь резким словом и теперь ненавидел себя за это. Себя и Захария.
– Мы останемся здесь сегодня, – сказал он с нежностью, рассчитанной на то, чтобы извиниться за недавнюю ошибку, – если твой отец не будет возражать.
Какой-то миг Гидеону казалось, что Уиллоу подойдет к нему и обнимет. Он бы просто не вынес, если бы она не сделала этого. Но, остановленная его холодностью, она просто изобразила на лице еще одну робкую улыбку и сказала:
– Не будет – мы ведь женаты.
На этот раз Гидеон не мог скрыть свою реакцию на это замечание – оно словно плетью хлестнуло его.
Лицо Уиллоу, казалось, распалось на кусочки, но она вышла из гостиной с таким достоинством, что Гидеон не мог не восхититься ею.
– Ты ублюдок, – сказал Захарий. – Почему бы
– Ты заткнешься? – выйдя из себя, закричал Гидеон. – Если бы не ты, ничего этого не случилось бы.
– Возможно, я заварил всю эту кашу, братишка, – сухо ответил Захарий, – но я не спал с этой девушкой и ничего не обещал ей. Ты сделал это, Гид. Ты!
Захарий был прав, хотя Гидеон никогда бы не признал этого вслух. Внезапно ему показалось, что дом Девлина Галлахера сужается, выжимая воздух у него из легких.
– Пойду прогуляюсь, – хрипло сказал он. – Идешь со мной?
Выгнув бровь, Захарий" пожал плечами.
– Почему бы и нет? – спросил он нараспев. Спустя пятнадцать минут они зашли в тот самый салун, где Гидеон когда-то столкнулся со Стивеном Галлахером, одетым в костюм торговца.
– Фирменного, – сказал Гидеон ухмыляющемуся бармену. – Это для моего брата. А мне виски.
Захарий собирался возразить, когда бармен поставил перед ним налитую до краев кружку «мочи пантеры», из которой он вежливо отхлебнул. Его бурная реакция весьма помогла Гидеону избавиться от подавленного состояния.
– Чертов сукин сын! – взревел Захарий, отплевываясь и в ужасе поглядывая на свою кружку. – Что это за дрянь?
Гидеон только улыбался.
Мягкая и теплая рука Марии легла на дрожащее плечо Уиллоу.
– Что случилось, chiquita? Почему ты плачешь? Ответом был вопль боли и негодования.
– Вы с мужем уже поссорились?
Уиллоу села в своей детской кровати и засопела.
– Не совсем, он просто… ну…
Мария села рядом с Уиллоу и по-матерински обняла ее:
– Что, chiquita? Что он сделал?
– Не знаю… Я не могу объяснить это… Мария понимающе усмехнулась:
– Ты не должна волноваться.
– Не волноваться? – огрызнулась Уиллоу, вырываясь из рук экономки. – Мария, он не любит меня!
– Ш-ш-ш-ш. Завтра будет время решить все проблемы, всегда найдется время для этого. Почему бы тебе не лечь в постель, а я принесу ужин сюда?
– Нет, – упрямо ответила Уиллоу:
Но когда всего через несколько минут Мария вернулась в комнату с подносом, Уиллоу спала, свернувшись калачиком, и ей снился скачущий на белом коне рыцарь Ланцелот, который спасал ее от огромного покрытого чешуей дракона.
Гидеон приоткрыл глаза и застонал. Он неудобно лежал на узком диванчике в гостиной матери, и его собственный портрет ухмылялся ему со стены над камином.
В желудке болело, в висках застучало, когда он приподнялся. В углу комнаты стояли отполированные средневековые доспехи, молча дразня его. Он выгнул бровь, которая болела так же, как и голова, просто невыносимо, и лениво прикидывал, подойдет ли ему это железное одеяние.
«Вряд ли», – печально подумал он, когда из-за спинки стула, стоявшего в нескольких шагах от него, донесся похотливый храп.