Невеста

Миллер Линда Лаел

Гидеон ухмыльнулся. Единственным утешением было то, что Захарий будет чувствовать себя так же ужасно, как и он, если не хуже.

– Захарий! – громко позвал он.

Брат застонал и пошевелился на маленьком стуле.

– В следующий раз, братишка, когда ты предложишь мне выпивку, – прохрипел он, – я пристрелю тебя.

Гидеон поднял к потолку покрасневшие от виски глаза, думая об Уиллоу. Судя по всему, Захарий был не единственным человеком в доме, склонным мучить его. Он вздохнул.

В конце концов, он не пошел к ней прошлой ночью, хотя соблазн был велик. Но он все же решил, что она заслуживает большего, чем быть облапанной пьяным.

Захарий свалился со своего стула и растянулся, вскрикнув при этом от боли.

– Какого черта ты спал здесь, – раздраженно спросил он, – когда твоя пышнотелая женушка спала наверху?

Насколько Гидеон мог припомнить, он покраснел, сосредоточенно натягивая ботинки. Он ничего не ответил, потому что ему было слишком стыдно произнести имя Уиллоу.

– В твоем положении я бы уж точно не провел ночь на диване, – проворчал Захарий, который никогда не знал, когда нужно держать рот закрытым.

– В этом разница между тобой и мной, – коротко ответил Гидеон. Бросив уничтожающий взгляд на доспехи, он подумал, что этот средненький, обычный, ничего собой не представляющий рыцарь сделал бы в подобных обстоятельствах. Отбросив рыцарство, ему хотелось упасть перед Уиллоу ниц, умоляя о прощении.

– Между тобой и мной нет большой разницы, – ответил Захарий с какой-то сверхъестественной и тревожащей проницательностью. – И чем быстрее ты признаешься в этом и будешь соответственно вести себя, братишка, тем лучше ты станешь.

– Пошел ты к черту, – проворчал Гидеон.

– Доброе утро, сеньоры, – пропела Мария с порога гостиной, и хотя она улыбалась, ее бархатные карие глаза горели от злости. Гидеон знал, что потревожил ее птенчика, и его больно заклюют за эту неосторожность. – Будете завтракать сейчас?

– No! – в унисон одновременно ответили Гидеон и Захарий.

Мария расплылась в улыбке.

– Но ведь это яйца! – прокудахтала она, прекрасно зная, какое это мучение для них. – Яичница с перчиком и лучком для аромата!

Захарий охнул, зажал рукой рот и побежал к ближайшему выходу.

Теперь мстительный взгляд Марии остановился на Гидеоне.

– Яйца – смешная штука, сеньор, – продолжила она. – Мне как-то попалось одно совершенно тухлое и как вода жидкое…

Гидеон издал приглушенный звук и бросился вслед за братом.

– А Гидеон с Захарием не проголодались? – весело спросила Уиллоу, садясь за стол на кухне, чтобы позавтракать. Настало утро, в летнем небе светило теплое солнышко, и она снова была в хорошем настроении.

Мария, стоявшая у плиты,

смеялась низким грудным смешком.

– Нет, chiquita, они не голодные. Они, по-моему, любуются петуньями, которые мы посадили у забора.

Уиллоу нахмурилась. Ей вовсе не казалось, что Гидеон или Захарий очень увлекаются цветами. Она пожала плечами. Потом она покажет им беседку с белой сиренью и розами.

– Папа приходил домой прошлым вечером?

– Нет, – ответила Мария.

– Думаешь, он у Дав Трискаден, так скоро после… Мария уверенно покачала головой:

– Нет. Он взял с собой матрас с одеялом, еду и кофейник.

– Поскорее бы он вернулся, – сказала Уиллоу. – Мне бы не хотелось уехать к Гидеону, не сказав сначала об этом папе.

На лице Марии сияла улыбка, когда она подошла к столу и налила Уиллоу горячий свежий кофе.

– Он не рассердится, chiquita. Он знает, что жена должна жить со своим мужем.

– Я буду скучать по тебе, Мария.

Слезы сверкнули в добрых глазах экономки.

– Ты будешь недалеко от Марии, – сказала она, вероятно, больше для собственного утешения.

Не донеся вилку до рта, Уиллоу осенило:

– Я спрошу Гидеона, можно ли тебе жить у нас! Мария печально покачала аккуратно причесанной головой:

– Нет, сеньорита… сеньора. Кто же будет готовить и стирать для папы, если меня здесь не будет?

Уиллоу не сомневалась, что Дав Трискаден устроится в этом доме, как только позволят приличия, но, вероятно, она была не из тех, кто готов посвятить себя выпечке хлеба и мытью полов. Уиллоу молча согласилась с доводами Марии и сосредоточилась на завтраке.

Когда он был съеден, обе женщины занялись сбором белья, кухонной утвари и занавесок, чтобы отвезти все это в загородный дом, который теперь станет домом Уиллоу. Несмотря на то что все эти годы за ней присматривала Мария, Уиллоу очень хотелось самой попробовать вести хозяйство.

Складывая одеяла и покрывала, Уиллоу напевала что-то про себя, но вдруг остановилась, почувствовав присутствие Гидеона на пороге спальни. Вспомнив его вчерашний холодный тон, она замерла, не желая или будучи не в силах заговорить первой.

– Кажется, я без конца перед тобой извиняюсь, – сказал он прямо из-за спины, и от самой его близости у Уиллоу заныло сердце.

– Тебя не было всю ночь, – сказала она; в ее словах не было ни злости, ни обвинения.

– Меня не было большую часть ночи. Я спал в гостиной.

Уиллоу ощутила внезапное желание обернуться и влепить мужу звонкую пощечину, но она подавила его. Однако у нее побелели суставы пальцев, когда она схватила стеганое одеяло, которое укладывала в ящик с бельем.