Невеста
Шрифт:
Автор рассказа — пермский писатель Андрей Павлович Ромашов. Родился он в 1926 году. По роду занятий — журналист. Писать начал давно, а печатается с 1956 года. Ряд его рассказов опубликован в пермской газете «Звезда», очерки — в сборнике «Приметы времени», изданном Пермским книжным издательством. В 1957 году Пермское книжное издательство выпустило отдельной книжкой повесть А.П.Ромашова «Раннее утро».
В
Показались длинные скотные дворы и белая сушилка, запахло молоком и дымом.
«Пожалуй, и не узнаю Марию, — думал Иван Фёдорович, — сколько воды утекло… Скромная была девочка, молчаливая и тоненькая. Отцовской шапкой очень гордилась…»
Машина остановилась на краю деревни. Иван Фёдорович направился переулком к знакомым тополям. Они, как ему показалось, тоже постарели за эти годы, сгорбились и наполовину усохли. Тонкие светло-зелёные топольки выросли на их старой морщинистой коре.
Дверь в избу была раскрыта, ещё из сеней он увидел Фёклу Семёновну. Она стояла, прислонившись к переборке, напротив неё сидел на лавке чисто выбритый черноволосый мужик в выцветшей гимнастерке и неторопливо рассказывал что-то.
Иван Фёдорович перешагнул высокий порог и остановился. Фёкла Семёновна его сразу узнала.
— Чем угощать стану дорогого гостя! — засуетилась она.
Иван Фёдорович снял плащ, умылся, расчесал седые волосы перед рябым зеркалом и сел к окну. Хозяйка бегала из кухни в сени, из сеней в избу, носила на стол еду. Пробегая мимо гостя, она спросила:
— Надолго ли к нам? — И, не дожидаясь ответа, побежала в погреб за студёным молоком.
В избу вошёл, прихрамывая, колхозник в белой рубахе без пояса, поздоровался и сообщил:
— Из-за мыса опять дождь наваливается. Постоял у порога, переминаясь с ноги на ногу, потом подошёл к Ивану Фёдоровичу.
— В гости или по службе к нам?
— Как вам сказать… Вроде по службе. Я музейный работник. Буду собирать материалы о гражданской войне.
— Так, понятно. Материалы эти у нас есть. Вот, скажем, Гришка Пестров. Мужик из себя невидный, а в гражданскую войну героем был. Ещё Васька, братанчик его, тоже участник… Нет, подожди. Этот Васька, кажись, у белых служил… у белых. Вот
— Я думал…
— Думай как хочешь, а паспорт нам покажи, — перебил его хромой колхозник.
Фёкла Семёновна вернулась из погреба с кринкой молока и, услышав разговор, заругалась:
— Законник тоже выискался, документы требует. Не видишь, человек с дороги, устал. Вот возьму ухват…
Хромой попятился от наседавшей на него Фёклы Семёновны, а черноволосый, сидевший на лавке, сурово сказал:
— Зря шумишь, Семёновна. Прав бригадир. Разные люди по земле ходят… Ну и потом может помощь какая старому человеку от колхоза потребуется. Тоже ведь знать надо, кому помогать.
Фёкла Семёновна притихла, поставила кринку с молоком на стол, села и сказала:
— Да друг он моего Никиты, директор музейный!
Бригадир и черноволосый мужик в застиранной солдатской гимнастёрке покашляли и пошли из избы на улицу.
После ужина хозяйка повела Ивана Фёдоровича в холодную избу, которая показалась ему ещё чище и просторнее жилой. У окна стоял единственный стул, покрашенный охрой, у задней стены — такого же цвета деревянная кровать. На большом непокрытом столе лежала стопка книг.
— Городские девки оставили, — объяснила Фёкла Семёновна, убирая книги на подоконник: — В прошлом году жили. Мария моя говорит — без политического значения книжки-то, про любовь… Долго у нас погостишь?
— Как управлюсь. Я в командировке, материалы о Советской власти собирать буду.
— А что о них собирать? — удивилась Фёкла Семёновна. — Все на виду. Неужто нашего председателя Совета мы не знаем? Или взять Марию мою. Она в райисполкоме работает, по массово-культурной части. Все знают, хоть кого спроси…
— Не о них речь, Фёкла Семёновна. Я о погибших героях материалы собираю, которые здесь Советскую власть устанавливали.
— Ну, этих не грех добрым словом помянуть. Крепкие люди были. Не то, что моя: крути-верти, а понятия настоящего о жизни нет. Недаром её Тихон Андреич мельницей звал. Мельница и есть, хоть и родная моя дочь.
— Ну как живёт-то Мария? Как она, замужем?
Фёкла Семёновна махнула рукой:
— Как живёт? Ничего живёт. Скоро в гости будет, сам увидишь… — И, переведя разговор на другое, добавила: — Отдыхай ложись. Вижу: устал ты с дороги, даже с лица спал.
Хозяйка ушла. Иван Фёдорович задумался: скрывает от него что-то Фёкла Семёновна. О Марии говорит неохотно. И характер у неё изменился: раньше редко уступала мужикам, а вот черноволосому уступила, сразу послушалась.
Потянулись длинные летние дни. Вечерами вспоминали они вдвоём прожитое и пережитое. Фёкла Семёновна часто жаловалась старому другу на беспорядки в бригаде. Доставалось ленивым и нерадивым, а больше всего — бригадиру.
— Ты уж меня не суди, — говорила она, — хоть и старухой я стала, а худых людей прощать не люблю.