Невезучая, или невеста для Антихриста
Шрифт:
ГЛАВА 1
Невезучая. Кратко, емко и одним словом. Это про меня.
Если где-то глубоко под снегом будет зарыта собачья какашка, то ее обязательно найдет мой чистый ботинок. Мама так и говорит мне все время:
— Вечно ты, дочка, куда-то вступаешь, то в "Орифлейм", то в гуано.
Нет, вы не подумайте, ничего не имею против сетевого маркетинга, просто я отказывать не умею, и поэтому с завидным постоянством мои подруги вечно втягивают меня в какую-нибудь аферу, за которую я потом расплачиваюсь последними кровно нажитыми деньгами. И если непроданной косметикой я худо или бедно могу пользоваться, то что делать с канадскими
Ершики не стали пользоваться спросом ни через месяц, ни через год, зато теперь у меня на все праздники и дни рождения Люси есть замечательный, а главное, очень полезный подарок.
Нет, она, конечно, поначалу сильно обижалась, а сейчас ничего — привыкла. Моего прихода с очередным унитазным чудом прогресса все гости ждут как священного ритуала. И когда под дружественные аплодисменты и хохот Люська открывает коробку, выволакивая оттуда очередной ерш, гости начинают изгаляться в фантазиях, куда его еще можно применить, кроме прямого назначения. Кто-то даже предлагал из них икебану сделать. А один дядечка сказал, что если их покрасить в зеленый цвет, то получится очень креативная, урбанистическая, хэнд-мэйдовская елка.
Но ершики и косметика — это, конечно, вершина айсберга, потому как не везет мне во всем.
Знаете, есть такие фартовые люди, которые рождаются под большой счастливой звездой, и названия у этих звезд, соответственно, красивые и поэтические — что-то вроде Альтаир, Регул или Арктур. Так вот, я — почти такая же, только с точностью до наоборот. Моя звезда, вероятно, была маленьким желтым карликом с очень неприятным названием: Жо784576… дальше еще куча циферок, и в конце — тьфу-тьфу-тьфу — три шестерки.
В общем, за то, что я под ней родилась, она мне регулярно изощренно мстила, посылая на мои две первые буквы от ее названия всякие неприятности и геморрой. И начала она это делать в аккурат с моего имени. Потому что, вот вы как корабль назовете, так он и поплывет.
И скажите мне, за что так надо не любить собственного ребенка, чтобы назвать его Гея? И кому объяснишь, что Гея — это богиня земли и мать титанов, и что твои мама и папа историки, и просто помешаны на древнегреческой мифологии? Но это, может, в Древней Греции зваться Геей было почетно и престижно, а в нашей стране, где детей принято называть нормальными славянскими именами, когда на переменке тебя подружки громко подзывали к себе "Гей, Гей, беги к нам скорей", у всех окружающих это обращение вызывало почему-то неоднозначную реакцию.
Обычно сразу становилось тихо, и все пытались отыскать взглядом в толпе учащихся, где же этот самый… нетрадиционной ориентации, потом, очевидно, понять, что он делает в школе в женском платье, а уж после этого явно осмыслить, зачем ему надо бежать скорее, да еще и к девочкам.
Сами понимаете, с мальчиками знакомиться с таким именем тоже было очень проблематично. Когда на вопрос: "Ты кто?" я отвечала: "Гея". Звучало это почти как "гей я". После этого на меня очень пристально смотрели. Ну, очень пристально… Особенно на то место… Ну, вы поняли, на какое место. А потом почему-то спрашивали: "Ты трансвестит, что ли?"
Обидно до слез.
Я, конечно, не Мэрилин Монро, но и на мужика в юбке точно не похожа. Наверное.
Впрочем, после того, как я доходчиво объясняла малообразованным гражданам, что никакой я не гей, а просто богиня, они даже проникались. Так что мальчики у меня, несмотря на мое нетрадиционное имя, все же были. Нет, ну, как были? Ключевые слова в этом моменте — "были" и "недолго". Потому что как только дело доходило до чего-то серьезного, с ними тут же что-то случалось.
Первый поцелуй запечатлелся в моей памяти и истории нашей школы знаменательнейшим и будоражащим воображение событием.
В десятом классе родители, желая, дабы у меня улыбка соответствовала подаренному ими с рождения статусу богини, поставили мне брекеты. И надо же было случиться такому недоразумению, что моему горе-кавалеру, Валерке из 10-Б, их поставили тоже. И вот, когда настал эпический момент кульминации, так сказать, наших с ним коридорно-заугольных отношений, и Валерка, зажав, меня на переменке под лестницей, ведущей на второй этаж, попытался воплотить в жизнь мои самые несмелые девичьи фантазии, его брекеты вдруг воспылали нешуточной страстью к железякам, находившимся на моих зубах.
Они любили друг друга долго и нежно. Брекеты, в смысле. Потому что мы с Валеркой, тщетно пытаясь отцепить их на протяжении целого урока, к следующей перемене начали друг друга тихо ненавидеть. Через два часа жалких потуг с моей стороны и отборных матов со стороны Валерки, мы выползли из-под лестницы, навечно войдя в анналы истории нашей школы как "целующиеся терминаторы".
Директриса вызвала МЧС-ников, и разлучить нас смогли только в центральной стоматологической поликлинике города, проведя коридором позора сквозь строй записанных на прием к ортодонту граждан.
Надо ли объяснять, что после подобной экзекуции желание лобызаться с кем-либо еще у меня отпало напрочь. Ну, по крайне мере, до тех пор, пока с меня не сняли брекеты.
В общем, в школе я была почти легендарной личностью. Потому что имя — это было полбеды, главным приложением к нему была я — ходячая катастрофа.
Там где ступала моя легкая ножка или всовывался любопытный нос, обязательно случалась какая-нибудь неожиданность. Если нужно было сорвать урок, отмазаться от физкультуры или загулять контрольную, я была волшебной палочкой-выручалочкой. Там, где появлялась я, все время что-то происходило. Ну так, по мелочам. Например, на зачетной контрольной, когда я позвала учительницу, чтобы уточнить вопрос, у нее случайно сломался каблук, и она, падая, каким-то непостижимым образом сломала себе руку, а пока над ней все кудахтали и вызывали скорую, весь класс благополучно все списал. У физкультурника сложился гимнастический снаряд в тот момент, когда он показывал мне на брусьях акробатическую фигуру. Когда его откопали из-под металлических столбиков и деревяшек, на лбу у него красовалась здоровенная шишка, а под глазом — приличный такой фофан. И все сочли бы это за досадное недоразумение и случайность, если бы в следующий раз, когда он подстраховывал меня в момент моего героического ползания по канату, этот самый канат не оборвался, и я своей "Марфой Васильевной", в смысле, тем местом, что пониже спины будет, не упала Марку Борисовичу на то место, которым он обычно думал.
Думать он после этого явно стал через раз. Мозгов-то у физруков и так не ахти, а тут я вышибла последние. Почему последние? Потому что если бы они у него остались, он не дал бы мне в руки мяч для метания и не стал бы ждать пока я им заеду ему прямо в глаз. Опять же случайно, конечно.
Правда, после этого что-то там у него в голове, видно, стало на место. И когда я с толпой одноклассников подбежала к нему, лежащему на земле, он вышел из ступора и, ткнув в меня пальцем, с благоговейным ужасом произнес: