Невидимая битва
Шрифт:
Для Николая Кузанского, как и для Босковича, отправной основой умопостроений были доктрины неоплатоников. Его выражение «Мир подобен обширной машине, центр которой находится везде, а окружность нигде» позаимствует потом Блез Паскаль (1623–1662), французский ученый, математик и философ.
Но даже форма выражения этой идеи не новая, она есть в Зохаре, священной книге евреев. Там же, еще до Коперника и до Николая Кребса, можно было прочитать о вращении шарообразной Земли, об обитателях северного и южного полушарий, о смене дня и ночи, о полярном дне и полярной ночи:
«…Земля
И эти откровения Зохара ведут еще дальше в прошлое, к доктринам Фалеса, Пифагора, Платона и к их наставникам — египетским жрецам, в священных книгах которых все это было изложено уже тысячи лет назад.
189
«Зохар», III, фол. 10а, цитируется в «Каббале» Исаака Мейера.
Был еще в средневековье Герберт де Орильяк (940-1003), математик, философ, необыкновенный механик, создавший не только первые гиревые башенные часы, но и загадочную «магическую» говорящую голову. Сделанная из бронзы эта голова словами «да» и «нет» отвечала на вопросы любого к ней обращавшегося.
Герберт де Орильяк принес свои знания, удивлявшие современников, из Индии, куда он однажды совершил длительное путешествие. После этого он и прославился как великий маг-чародей.
Позднее подобную голову сделал Альберт Великий, Альберт Магнус (1193–1280), немецкий алхимик, теолог и философ. Эту голову разбил другой теолог и философ, ученик Альберта Великого Фома Аквинский (1226–1274), потому что элементальный дух, прикрепленный магической силой к этому механизму, своим постоянным многословием мешал Фоме заниматься сложными математическими вычислениями.
И если вместо современной энциклопедической истории, просеивающей все через сито предубеждения и не оставляющей даже упоминания об этих фактах, обратиться к свидетельствам самого средневековья, то становится видно, насколько широкий размах имели занятия магией и алхимией в те времена. Не было ни одного королевского двора, где бы не прибегали к услугам придворных астрологов и чародеев, ни одного церковного прихода, ни одного монастыря, где бы не практиковались те или иные магические ритуалы. Решительно, казалось бы, покончив с язычеством и языческими науками, христианство еще настойчивее, чем само «язычество» обращалось за помощью к тайным наукам, к духам невидимых сфер, к алхимии, стремясь найти не на небе, а здесь, на земле, тайны земного могущества, земной власти.
Позднее появится новая религия, которую назовут наукой, она также решительно будет расправляться с суевериями и предрассудками прошлого, со всем тем, что не будут видеть глаза ее адептов, с тем, что их ум не сможет охватить. Но сама эта религия с таким же рвением и упорством возьмется за то же самое древнее колдовство и чародейство, только под другими названиями — фармакологии, гипноза, нейролингвистического программирования, и придумает еще тысячу других имен и названий для возрожденных ею магических искусств.
Есть знание и оно дает силу, каким бы словом — устаревшим или современным — оно ни называлось. Есть знание, есть суеверие — вера всуе, пустая вера, не основанная на знании и понимании. Суеверие, в отличие от знания, не может давать силу, оно не может влиять на ход истории, оно может быть только использовано в качестве слепой бессознательной силы теми, кто знает, кто понимает. И там, где мы видим чье-то влияние на историю, можно предполагать наличие определенного знания.
Интересно задуматься над происходившими в те времена одновременными событиями. < Мальцев С. А., 2003 >
Крестовые походы, инквизиция. По всей Европе горят костры, в которых сжигают людей, обвиненных в занятиях магией и колдовством. Уничтожают орден тамплиеров за его тайное учение, по сути, за тот же неоплатонизм, который они вынуждены были скрывать. Сжигают Джордано Бруно. За ту же ересь, за занятия запрещенными науками, за масонство приговаривают к смерти Калиостро. Хоть между этими событиями и проходят века, но они стоят в одном ряду и вершатся одним и тем же историческим персонажем — Церковью. И между этими громкими, всем известными казнями и приговорами — тысячи и тысячи других жертв борьбы с колдовством, объединивших несколько веков в один процесс работы инквизиции. С размахом и методично все, заподозренные в язычестве и магии, не просто преследовались, а уничтожались.
«Даже не давали себе труда записывать имена обвиняемых, а обозначали их, как обвиняемый № 1, 2, 3 и т. д. Иезуиты исповедывали их секретно» [190]
И одновременно с этим Герберт де Орильяк, Альберт Магнус экспериментируют с одухотворенными говорящими механизмами, Николай де Куза пишет труды, в которых излагает чисто платоновские взгляды на мир, Боскович расшифровывает книги алхимиков и выводит из них такие теории, которые даже наукой воспринимались как безумные. Как при той тщательной чистке умов, которую проводила инквизиция, могли уцелеть эти вольнодумцы? Известные всем вольнодумцы.
190
Т. Райт, «Описание колдовства и магии».
Волею случая?
Разгадку дает положение, которое занимали в обществе эти великие ученые.
Альберт Магнус — монах католического доминиканского ордена, того, который создал инквизицию. Доминиканцы называли себя «псами господними», их эмблемой была собака, бегущая с факелом в зубах. Магнус по церковной служебной лестнице поднялся до должности епископа.
Николай Кузанский — это кардинал де Куза, епископ, ближайший советник папы Пия II.
Герберт де Орильяк — монах бенедиктинского католического ордена, затем архиепископ Реймсский и Равенский, а еще позднее сам папа римский Сильвестр II.
Роже Боскович еще в 14 лет записался вольнослушателем в Римский иезуитский колледж. Учился там математике, астрономии, теологии. Закончив испытание послушничеством, в 1728 году вступил в орден иезуитов, в членах которого состоял до самой смерти.
То есть в истории науки черным по белому могло бы быть записано:«Роже Боскович, член Ордена Иезуитов, непосредственный предшественник в науке о космонавтике Циолковского, развившего в своих трудах идеи этого талантливого ученого XVIII века…»