Невидимая битва
Шрифт:
И это пишут авторы, один из которых, Жак Бержье, сам — известный химик:
«Князья, короли и республики отваживались на бесчисленные экспедиции в далекие страны, финансируя различные научные исследования. Но никогда группа палеографов, историков, физиков, лингвистов, химиков, математиков и биологов не собиралась в полной библиотеке алхимии с целью посмотреть, что в этих старинных трактатах верно и может быть использовано. Вот что непостижимо!»
В книгах о приготовлении воды для универсального Эликсира алхимики говорят о необходимости ее тысячекратной дистилляции. Это считали полным бредом до того, как стали тем же методом получать тяжелую воду, вещество из разряда радиоактивных изотопов. Боскович
Подобный же принцип обработки, приложимый к плавке металлов, тоже считался абсурдным, пока современная химия не открыла его заново для получения сверхчистого германия и кремния, используемых сейчас в изготовлении микросхем. Теперь это называется зональной плавкой.
Авторы «Утра магов» приводят случай, произошедший в 1667 году с известным ученым Жаном-Фредериком Швейцером, бывшим до того ярым противником алхимии.
Зимним утром 27 декабря 1667 года к Швейцеру пришел неизвестный, скромно одетый человек и спросил его, верит ли он в существование философского камня, на что Швейцер ответил отрицательно. Тогда гость открыл перед ним маленькую шкатулку из слоновой кости, в которой лежали три кусочка вещества, похожего на стекло или опал. Алхимик сказал, что это и есть тот самый философский камень, и что с помощью самого ничтожного его количества можно получить двадцать тонн золота. На просьбу одолжить немного этого вещества он ответил категорическим отказом и добавил, что даже за все состояние Швейцера не смог бы расстаться даже с малейшей частицей этого вещества по причине, которую ему не позволено разглашать. Тогда скептик предложил гостю доказать делом правдивость его заявлений и алхимик пообещал вернуться через три недели и сделать это.
В назначенный день незнакомец снова появился на пороге и сказал, что может дать крупицу этого «минерала», но не большую, чем горчичное зерно, добавив: «Вам будет достаточно даже этого». Тогда скептик признался, что еще во время прошлого визита алхимика утаил для себя несколько таких крупиц. Они и в самом деле смогли произвести превращение свинца, но только не в золото, а в стекло. «Вы должны были защитить вашу добычу желтым воском, — ответил алхимик, — это помогло бы проникнуть сквозь свинец и превратить его в золото». Он пообещал вернуться на следующий день и сделать такое превращение, но так и не пришел. Тогда жена Швейцера убедила его попробовать осуществить эту реакцию самому, в соответствии с указаниями незнакомца. Ученый так и поступил:
«Он расплавил три драхмы свинца, облепил камень воском и бросил его в жидкий металл. И он превратился в золото: «Мы тотчас же отнесли его к ювелиру, который заявил, что это самое чистое золото, какое ему доводилось видеть, и предложил 50 флоринов за унцию»
Слиток золота Швейцер оставил себе как доказательство необычного превращения. После этого случая он все время вспоминал неизвестного алхимика и повторял: «Пусть святые Ангелы Божьи бодрствуют над ним как над источником благословения для христианства». < Мальцев С. А., 2003 >
Конечно, если бы алхимики выдали миру хотя бы одну эту тайну превращения простых металлов в золото, тайну, которую они считали азбукой алхимии, то это стало бы не благословением, а бедствием для экономики христианского мира. В соревновании за обладание горами золота в него превращали бы все, что ни попадется под руку, и в такой золотой лихорадке благородный металл постигла бы участь обесцененной валюты. Европа стала бы вся, в прямом смысле, позолоченной и, одновременно, нищей.
К тому же алхимики знали о сокровенных свойствах желтого металла, о его связи с невидимым миром духов, о неблагоприятном воздействии на психику корыстного человека, и не стали бы ввергать миллионы людей в еще более дикое состояние алчности. Возможно, этим объясняется выбор тамплиерами серебра для их универсальной пан-евро-азиатской монеты.
Раскрытие только маленькой части тайной науки может обернуться бедствием для миллионов людей. Отсюда осторожность алхимиков в выдаче их секретов. Отсюда и упреки алхимикам от химиков за их секретность, а, в конце концов, и объявление их шарлатанами.
Скептицизм Швейцера был развеян посетившим его алхимиком. Но неужели, чтобы алхимиков перестали считать шарлатанами, им нужно было таким же образом явиться к каждому скептику? Тогда им уже некогда было бы заниматься своими исследованиями и пришлось бы стать лекторами-пропагандистами, или, попросту говоря, шутами. И веселить кабинетную публику необычными фокусами, чтобы она снизошла до их признания. До такого абсурда алхимики не опускались, и, более того, они считали расхожее мнение о них как о фокусниках наилучшим условием сохранения в тайне алхимических знаний.
Смеялись как над шарлатаном над алхимиком Роджером Бэконом (1214–1292), изобретателем пороха, телескопа, очков и много еще чего. Одни говорили о нем как о непревзойденном чародее, другие покатывались со смеху при одном упоминании его имени. Эти противоречивые слухи дошли до самых высокопоставленных особ, и однажды скромный монах Роджер Бэкон был приглашен к королю и королеве, чтобы показать что-нибудь из своего искусства. На представление собрались многие знатные вельможи.
Без особых приготовлений Бэкон взмахнул рукой. Тотчас зазвучала прекрасная незнакомая музыка, слышная всем. Музыка становилась все громче, и тогда появились четыре полуматериальных существа, которые кружились и танцевали под нее, пока не растаяли в воздухе. Бэкон опять взмахнул рукой, и помещение наполнилось чудесным ароматом, который, казалось, вобрал в себя все лучшие ароматы мира.
«Затем Роджер Бэкон, обещавший перед тем одному джентльмену показать его возлюбленную, отдернул в сторону одну из портьер королевской комнаты, и все, кто были в комнате, увидели кухарку с половником в руках. Гордый джентльмен, хотя и узнал девушку, которая исчезла так же быстро, как и появилась, был взбешен за унизительное для него зрелище и стал угрожать монаху своей местью. Как же поступил маг? Он просто ответил: «Не угрожайте, а то я посрамлю вас еще больше; и остерегитесь другой раз пытаться уличать во лжи ученого!»
И далее историк добавляет:
«Это может послужить иллюстрацией к той категории манифестаций, которые вероятно, являются результатом превосходного знания естественных наук». [191]
Такой же иллюстрацией этого превосходного знания являются органная музыка и светящаяся каменная лестница в подземельях Йиглавы. Увидеть и услышать эту иллюстрацию в наше время может любой желающий.
И теперь зададимся несколькими вопросами относительно алхимиков и алхимии. < Мальцев С. А., 2003 >
191
Т. Райт, «Описание колдовства и магии», цитируется в «Разоблаченной Изиде» Блаватской, т.1.
Что различало, разделяло алхимиков, а что было для них общим? Чего было больше в их жизни и работе — различий или похожих деталей? Как будто бессмысленные вопросы, но они могут дать намеки на нечто другое, более важное.
Алхимики не объединяли себя каким-то одним особым названием. Разве что общество стало называть их общим именем по той науке, которую они боготворили и которую считали величайшим даром высшего египетского Посвященного Гермеса Трисмегиста. Не было какого-то общего облачения или другого внешнего признака. Алхимик мог быть адвокатом, как Корнелий Агриппа, медиком, как Парацельс, монахом-ученым, как Роджер Бэкон. Жили они в разных местах и занимались каждый своим делом.