Невидимка с Фэрриерс-лейн

Перри Энн

Тамар покачала головой.

– Ничего такого, о чем не было бы упомянуто в апелляции. Не совсем убедительно было медицинское заключение о причинах смерти. Хамберт Ярдли, патологоанатом, начал было говорить, что рана, оказавшаяся смертельной… – Лицо у Тамар стало жестким, губы побледнели; она с трудом сдерживалась, стараясь говорить спокойно… – была причинена чем-то более длинным, чем кузнечный гвоздь. А затем сказал: нет, это гвоздь, но какой-то необычный.

– А этот гвоздь нашли?

– Нет, но полиция утверждала,

что Аарон мог выбросить его в ближайшую водосточную трубу. А мы подали апелляцию, основываясь только на первоначальной неуверенности Ярдли. Мы пытались привлечь внимание к другим вещам – к тому, например, что никто не нашел ни пальто, ни ожерелья. Но они и это объяснили: дескать, пальто было утащено каким-нибудь бродягой, а ожерелье спрятала я.

– Кажется, цветочница тоже изменила свои показания?

– Да, но только на самом суде. Они несколько раз вызывали ее в качестве свидетельницы. Да поможет ей Бог, она была простой женщиной и цеплялась за то, что хорошо запомнила, но слишком боялась полиции, чтобы вступить с ней в спор.

– Мисс Маколи, – ласково взглянула на нее Шарлотта, стараясь дать ей понять выражением лица, что спрашивает только из чувства долга, – если оставить в стороне вашу любовь к брату, почему вы считаете его невиновным, когда подавляющее большинство людей думает прямо противоположное?

– Потому что у Аарона не было причин убивать Кингсли. – Глаза у Тамар сверкали как бриллианты, взгляд их был искренний и жесткий. – Они утверждали, что Кингсли соблазнил меня и что он играл моими чувствами, поэтому Аарон убил его из мести. Но это чепуха. Кингсли меня любил и собирался на мне жениться.

Она сказала это как само собой разумеющееся, как будто ей безразлично, верят ей или нет.

Шарлотта была потрясена, но отреагировала без малейшего недоверия. Если бы Тамар волновалась или старалась ее убедить, она, может, и засомневалась бы, но та сказала об этом так просто, словно о непреложной данности, чем лишила Шарлотту возможности усомниться.

– Но ведь он был женат? – сказала она – не для того, чтобы возразить, но как бы в поисках объяснения. – Что он собирался предпринять?

Тамар прикусила губу, впервые ее лицо вспыхнуло от стыда.

– Но я тогда не знала, что он женат. – Она опустила глаза. – Начать с того, что сперва я все это не воспринимала всерьез, – и пожала плечами. – Так бывает. Молодые люди, имеющие свободное время и жаждущие приключений, ходят в театр сотнями. Они хотят только немного развлечься, слегка возбудиться… Но потом они возвращаются к женам и домашнему очагу, как того и ожидает от них общество. Прошли месяцы, прежде чем я поверила, что Кингсли совсем другой. Однако за эти месяцы я его полюбила, и стало уже слишком поздно что-нибудь менять. – Она с вызовом взглянула на Шарлотту. – Конечно, вы можете сказать, что мне следовало заблаговременно навести о нем справки, женат ли он…

и я действительно должна была это сделать. Однако я не хотела ничего об этом знать.

– А как он собирался поступить с женой? – спросила Шарлотта, не желая пока делать выводов.

– Не знаю, – покачала головой Тамар, отводя взгляд. – Я узнала, что он женат, только после его смерти. И если он хотел взять меня в жены, то, значит, собирался оставить ее. Или он не хотел на мне жениться, а обещал только потому, что хотел и меня удержать при себе. Но дело в том, что Аарон этого тоже не знал. Он считал, что Кингсли свободен, и полагал, что он на мне женится.

– Вы уверены? – мягко спросила Шарлотта. – А не могло быть так, что он знал все про мистера Блейна и поэтому его убил? Обман был бы достаточным поводом для убийства.

– Да, если бы это было так. Я виделась с Аароном как раз перед тем, как он ушел из театра, но тогда он ничего не знал… не больше, чем я.

– А он бы сказал вам об этом? Только честно?

– Возможно, и нет, но он бы не вел себя так и не разговаривал бы с Кингсли дружески, если бы все знал. Он был хорошим актером, однако недостаточно хорошим, чтобы провести меня. Я видела его насквозь.

– Но на суде вы об этом не говорили?

Тамар рассмеялась коротким, горьким смешком, больше похожим на сдавленное рыдание.

– Нет. Мистер Джеймс сказал, что никто не поверит, будто Кингсли действительно хотел на мне жениться, и что я буду выглядеть просто смешно с таким заявлением и навлеку на себя еще большее негодование, чем если бы была заурядной соблазнительницей и интриганкой. А если я промолчу, то мое положение будет не таким уязвимым, да и у Аарона в глазах суда окажется меньше поводов мстить за меня.

Шарлотта поняла резонность такой позиции и неохотно признала это:

– Наверное, на месте защитника я посоветовала бы то же самое. Правда не помогла бы.

Тамар скорчила гримаску.

– Благодарю за доверие.

– А вы рассказывали об этом судье Стаффорду?

– Да, но не знаю, поверил ли он мне. По его лицу и манерам ничего было не понять.

– А кому еще вы об этом рассказывали?

Тамар встала и подошла к окну. Солнечный свет резко высветил ее черты, каждую линию, подчеркнув гладкость кожи лица, и оно показалось Шарлотте еще красивее, чем прежде, – взволнованное и искреннее.

– Я рассказывала об этом всем, кто имел хоть какой-то вес, кто хотел меня выслушать. Защитнику Бартону Джеймсу, а до него Эбенезеру Мургейту, поверенному Аарона. – Она смотрела в окно прямо перед собой. – Я даже пошла к Адольфусу Прайсу, но он повторил доводы Бартона Джеймса: если я заявлю об этом на суде, он воспользуется моим заявлением в своих собственных целях. Я ему поверила. Я была также в Апелляционном суде, но никто не выслушал меня, за исключением судьи Стаффорда.