Невидимые миру слезы. Драматические судьбы русских актрис.
Шрифт:
В 1957 году Нифонтова получила приглашение в один из старейших российских театров — Малый. Там до сих пор жив дух великих «стариков»: Мочалова, Щепкина, Ермоловой, Яблочкиной, Гоголевой, Пашенной, Ильинского, Жарова и многих других. В нем всегда была особая атмосфера, «дух», «намоленные стены и сцена». Это действительно был храм высокого искусства, куда попасть было трудно и почетно.
— Нифонтова пришла в Малый театр уже знаменитой, — вспоминает Нина Григорьевна Соловьева, дружившая с ней тридцать лет. — Режиссер Григорий Рошаль увидел ее в одной из студенческих постановок. В картине «Вольница» он снимет почти весь ее вгиковский курс. Руфу он пробовал
Потом будет «Полюшко-поле», которое поставила жена Рошаля Вера Павловна Строева, а затем Григорий Львович позовет ее в свою экранизацию трилогии «Хождение по мукам». После этого для всех она навсегда останется Катей. Она станет актрисой Рошаля, его звездой, снимется в его последующих фильмах «Год как жизнь», «Они живут рядом».
— Хоть ты и звезда в кино, но в театре все надо доказывать с нуля, — рассказывает Римма Петровна Сулоева, которая с детства дружила с Нифонтовой. — В Малом ее приняли «в штыки». Руфе дали роль в спектакле «Каменное гнездо». Ее партнером была сама Пашенная. Я смотрю: она мучается, страдает… Потом где-то через месяц рассказывает, что на репетициях Пашенная садится к ней боком, не обращает на нее внимания, долго не реагирует на реплики. И Руфа не выдержала: «Все! Я больше не могу! Я не знаю, что с ней сделаю!» Через дня два мы встречаемся, а она вся сияет: «Я пришла на репетицию в таком состоянии!.. Ну, думаю, сегодня я ей все выскажу! Она у меня получит!» Сажусь, еле сдерживаясь… Тут Пашенная разворачивается ко мне и говорит: «Так, с сегодняшнего дня начинаем работать. К 16 часам приходишь ко мне домой». Думаю, таким жестоким образом Вера Николаевна ее проверяла: если та не выдержит, сникнет, то ничего из нее не получится. Пашенная добилась от нее нужного внутреннего состояния, заставила броситься грудью на амбразуру. Спектакль имел грандиозный успех. Потом они много работали дома у Веры Николаевны. Если бы Пашенная пожила дольше, Руфа бы стала великой, она бы ее вытянула.
— Руфина играла великолепно, что называется вровень с Верой Николаевной. Пашенная к ней относилась очень хорошо: благоволила ее таланту. А Нифонтова ее просто боготворила, — подтверждает Татьяна Петровна Панкова, народная артистка России, семьдесят лет отдавшая Малому театру, подруга Р. Д. Нифонтовой.
В. Н. Пашенная написала ей: «Я очень люблю вас — милая моя Руфа-Илона! Я верю в Вас, как актрису!!»
— Она до конца была в добрых отношениях с Пашенной. Вера Николаевна углядела в ней большую актрису. Последним, кто был у нее — это Руфина. Она сказала, что когда ее увидела — ужаснулась: та просто высохла (у Веры Николаевны был рак. — Прим. авт.), — Анатолий Михайлович Торопов, заслуженный артист России, многолетний партнер Нифонтовой по сцене и хороший приятель по жизни.
Катерина из «Грозы» была одной из первых работ Руфины Нифонтовой на сцене Малого театра. Она с таким надломом и отчаяньем произносила: «А жить не хочется!..» — что зал замирал.
Т. П. Панкова:
— Она скрещивала руки на груди. Потом была огромная наполненная пауза, когда она смотрела на них и говорила: «Руки крест-накрест складывают… в гробу!» Я в очередь с В. Н. Пашенной играла Кабаниху. Ее монолог я слушала на выходе, когда стояла за кулисами. Я смотрела, что делает Нифонтова, — опять же не всегда! — это был такой накал!.. Она играла с колоссальной сиюминутностью.
Это был бесспорный успех, свидетельствующий о том, что родилась большая трагическая актриса. Она потом много переиграет трагедийных ролей из классического репертуара и современных пьес. Но в глубине души Нифонтова была клоунессой. Рыжей. Не только по цвету волос, но и по своей сути. В театре называли ее «Олег Попов в юбке».
А. М. Торопов:
— Руфа была смешливая. Это был радостный, талантливый человек, абсолютно недипломатичный.
— Она никогда не была «мастером высочайшего класса». Она вообще не была мастером, у нее был большой, стихийный, иногда необузданный талант… При редких данных идеальной театральной героини — красота, стать, стройность, завораживающий взгляд загадочных зеленых русалочьих глаз, красивый, виолончельный голос — в ней бунтовала и бушевала, кривлялась и кувыркалась душа прирожденной клоунессы, ее тянуло к острой характерности, к озорству, к трюку, — режиссер Л. А. Львов-Анохин (из статьи в газете «Экран и сцена», 1994 г.).
Т. П. Панкова:
— Руфина Дмитриевна, к сожалению, не была ровной актрисой. Она очень любила репетировать. Репетиции были прекрасными, а сцена иногда ее зажимала. Она была всякая, всегда непредсказуемая.
Тонкая актриса, неожиданная, у нее никогда не было примитивных ходов. Она и трагедийная, и гротеск любила. В спектакле по Корнейчуку играла почти клоуна. Незабываемо. К сожалению, недолго играла Катерину.
Н. Г. Соловьева:
— На съемках фильма «Первый посетитель», где Нифонтова играла Александру Коллонтай, она встретилась с Раневской, которая была занята в эпизоде. Но как всегда она сумела сделать его запоминающимся больше, нежели весь фильм. Фраза Фаины Георгиевны: «Какое безобразие: две революции в один год!» — долго была у всех на устах. Это был первый и последний раз, когда они работали вместе, но после этого стали очень дружить. Фаина Георгиевна показывала Руфе Питер, такой, каким его знала она. И рассказывала потрясающие вещи. Я видела их пару раз вместе, — это был безумно талантливый и смешной спектакль! Я запомнила, как Раневская сказала как-то: «Я была актрисой уже в четыре года: когда умерла мама, я заплакала и посмотрела на себя в зеркало — как я выгляжу». Руфа с неким скептицизмом относилась к некоторым ее высказываниям, но при этом ее очень любила и понимала, что та гениальная актриса.
Р. П. Сулоева:
— Раневская жила недалеко от Руфы, и она частенько навещала ее и приносила продукты. Как-то мы были у Фаины Георгиевны вместе. Они самозабвенно валяли дурака! Пикировались, играли друг с другом и друг для друга… Я просто умирала со смеху. Они по духу были похожи — обе внутри клоунессы.
У Руфы к Раневской было какое-то материнское отношение, она ее жалела, понимая, как та несчастна. Руфа мне как-то звонит: «Ты не можешь солдатиков прислать?» (Римма Петровна — врач, полковник, сорок лет прослужившая в системе МВД. — Прим. авт.) Раневской в театре выделили списанный реквизит: ковер, диван… — во временное пользование. Надо бы их перевезти.
Чувство заботы о близких людях у нее перерастало в опеку. Несколько раз она просила помочь каким-то одиноким людям, которых обижали соседи по коммуналке. Мы с подругой надевали свои офицерские мундиры, ехали по адресу «разбираться». Мы разыгрывали там сценки, на манер райкинской из «Волшебной силы искусства»: собирали всех, «снимали показания», «писали протокол»… Обычно помогало.
Нифонтова хотела играть характерные роли, но в кино и театре видели в ней или лирическую героиню, или трагедийную актрису. Периодически вулкан в ней взрывался, извергая фонтаны шуток, эксцентричных и даже хулиганских поступков.
О Нифонтовой ходило много сплетен и слухов, но большинство при детальном рассмотрении оказываются небылицами и лопаются, как мыльные пузыри.
Обладая тонкой душевной организацией, как, впрочем, практически все талантливые люди, Руфина Дмитриевна многое предвидела и как-то сказала Н. П. Соловьевой:
— Я знаю, что на тебя потом выйдут… Умоляю, Маня (ласковое прозвище от «маненькая». — Прим. авт.): будь аккуратней! Я ведь защититься-то не смогу.