Невинные рассказы
Шрифт:
— Однако ж, читали ли вы в «Петербургских ведомостях» артикль? [93] — возразил портфёль, с необыкновенным усилием напирая на слово «артикль».
— Знаем мы! — читали мы! — вздор все это, надуванция! гога и магога!
— Однако ж с большим увлечением написан…
— Увлечение? — загремела венгерка, — уж позвольте, насчет увлечения…
— Ги-ги-ги! — отозвалось по соседству.
— Так вот, изволите видеть, я все насчет увлечения-то! — продолжала венгерка, — да вот барышеньке все что-то смешно… веселая барышенька!.. так вот, насчет того-то… у меня, смею вам доложить, покойник батюшка, царство
93
статью.
— Когда же можно вас видеть? — говорил между тем исподтишка студент.
— Ах, какие вы, право, странные! — отвечала веселая барышенька, еще пуще закрываясь платком.
— Вы находите? — снова начал студент.
— Разумеется! ги-ги-ги!
— Отчего же — разумеется?
— Да как же это можно!
— Да отчего же это неможно?
— Да нельзя!
— Странно! — сказал студент, хотя, по-видимому, не отчаивался еще в успехе своего предприятия.
— Главное дело в том, — соображали вслух усы, — чтоб человеку цель была дана, чтоб видел человек, зачем он существует… вот главное — а прочее все пустяки!
Иван Самойлыч начал прислушиваться.
— То есть вы разумеете под этим то, что у французов зовется проблемою жизни? — спросил портфёль, сильно напирая на слово «проблемою».
— Что французы? что немцы? — лаконически отвечали усы, — уж поверьте моей опытности, уж мне лучше знать это дело, уж я там и служу… все это надуванция, все гога и магога!.. это дело мне вот как известно!
И снова усы показали обнаженную ладонь чрезвычайно почтенного размера.
— Однако ж, согласитесь со мной, ведь и французская нация имеет свои неотъемлемые достоинства… Конечно, это народ ветреный, народ малодушный — кто же против этого спорит?.. Но, с другой стороны, где же найдете столько самоотвержения, того, что они сами так удачно назвали — резиньясьйон? [94] а ведь это, я вам скажу…
94
покорность судьбе.
— Знаем мы! — видали мы и французов, и немцев! — пожили-таки на своем веку! — говорили бесчувственные усы, — все это вздор! — главное дело, чтоб человек видел, что он человек, знал бы цель!.. Цель-то, цель — вот она штука, а прочее — что? вздор! все вздор!.. уж поверьте моей опытности…
— Вот вы изволили выразиться насчет цели нашего существования, — скромно прервал Иван Самойлыч, — изволите видеть, я сам много занимался насчет этого предмета, и любопытно бы узнать ваши мысли…
Усы задумались; Мичулин ожидал с трепетом и волнением разрешения загадки.
— Лакей! что ж ты, братец, не остановишь? ворон считаешь, тунеядец! — загремела венгерка.
— Так и я тут выйду, — меланхолически сказали усы.
— А как же ваши мысли насчет этого обстоятельства? — робко заметил Иван Самойлыч.
— Все зависит от того, с какой точки взглянуть на предмет! — разом сообразили усы.
— О, это совершенно справедливо! ваше замечание выхвачено из натуры! — отозвались надвинутые брови, — все, решительно все зависит от точки зрения…
Усы и брови вышли из кареты. Медленно и неповоротливо поплелся снова экономический экипаж по гладкой мостовой.
— Когда же вас можно видеть? — по-прежнему спрашивал студент у веселой барышеньки.
— Ах, какие вы странные! — по-прежнему отозвалась барышенька, закрывая рот платком.
— Отчего же — странный? — приставал студент.
— Да как же это возможно!
— Да отчего же это невозможно?
— Да оттого, что нельзя!
— А я так думаю совсем напротив, — отвечал студент и дернул за снурок.
— Пойдемте! — снова сказал юноша.
— Ги-ги-ги!
Карета остановилась, студент вышел, барышенька немножко подумала — и все-таки пошла за ним, сказав, однако ж: «Ах, право, какие вы странные! уж чего не вздумают эти мужчины!» — но сказала она это решительно только для очищения совести, потому что студент уж вышел и ждал ее на улице.
Наконец и Ивану Самойлычу пришлось выходить. На улице, по обыкновению, сновала взад и вперед толпа, как будто искала чего-то, хлопотала о чем-то, но вместе с тем так равнодушно сновала, как будто сама не сознавала хорошенько, чего ищет и из чего бьется.
И герой наш отправился искать и хлопотать, как и все прочие.
Но и на этот раз фортуна, с обыкновенною своею настойчивостью, продолжала показывать ему нисколько не благовидный зад свой.
Как нарочно, нужный человек, к которому уж в несчетный раз пришел Иван Самойлыч просить себе места, провел целое утро на воздухе, по случаю какого-то торжества. Нужный человек был не в духе, беспрестанно драл и марал находившиеся пред ним бумаги, скрежетал зубами и в сотый раз обещал согнуть в бараний рог и упечь «куда еще ты и не думал» стоявшего пред ним в струнке маленького человека с весьма лихо вздернутым седеньким хохолком на голове. Лицо нужного человека было сине от свежего еще ощущения холода и застарелой досады; плеча вздернуты, голос хрипл.
Иван Самойлыч робко вошел в кабинет и совершенно растерялся.
— Ну, что еще? — спросил нужный человек отрывистым и промерзлым голосом, — ведь вам сказано?
Иван Самойлыч робко приблизился к столу, убедительным и мягким голосом стал рассказывать стесненные свои обстоятельства; просил хоть что-нибудь, хоть какое-нибудь, хоть крошечное местечко.
— Я бы не осмелился, — говорил он, заикаясь и робея все более и более, — да ведь посудите сами, последнее издержал, есть нечего, войдите в мое положение.
— Есть нечего! — возразил нужный человек, возвышая голос, — да разве виноват я, что вам есть нечего? да что вы ко мне пристаете? богадельня у меня, что ли, что я должен с улицы подбирать всех оборвышей… Есть нечего! — ведь как нахально говорит! Изволите видеть, я виноват, что ему есть хочется…
Седенький старичок с хохолком тоже не мало удивился.
— Да ведь и я не виноват в этом, посудите сами, будьте снисходительны, — заметил Иван Самойлыч.
— Не виноват! — вот как отвечает! На ответы-то, брат, все вы мастера… Не виноват! Ну, да положим, что вы не виноваты, да я-то тут при чем?
Нужный человек в волнении заходил по комнате.
— Ну, что ж вы стоите? — сказал он, подступая к господину Мичулину и как будто намереваясь принять его в потасовку, — слышали?
— Да я все насчет места, — возразил Иван Самойлыч несколько твердым голосом, как бы решившись во что бы то ни стало добиться своего.
— Говорят вам, что места нет! слышите? Русским языком вам говорят: нет, нет и нет!.. Поняли вы меня?
— Понять-то я понял! — глухим голосом отвечал Мичулин, — да ведь есть-то все-таки нужно!