Невинные тайны
Шрифт:
Женя все понял. Чего тут было не понять?
Мать, говорит, она? А чего ей врать? Только вот какая мать?
Это и было-то — когда? — каких-то несколько часов назад.
Сашка повалился навзничь, и серая пена страшно взбилась у краешков губ, но Женю больше всего поразило не это, а опытность Генки Соколова, который вдруг стал разжимать Сашке Макарову зубы и вставлять палку, как собаке, надо же — разве могло это не поразить? Женя все хотел спросить Генку, узнать, зачем эта палка, а ведь так и не спросил — захлестнуло его, что-то непростое случилось с ними со всеми, даже с Пимом — он ведь сидел, обхватив голову руками, спрятав глаза, а народ, растревоженный припадком — надо же, припадком! — Сашки Макарова, нёс невесть какую правду!
«Сказать ей про Сашку? — подумал Женя. — Сказать ей всю правду?»
И что с ней будет? Заревёт? Грош цена этим пьяным слезам! Заскандалит, побежит в лагерь. А ведь Сашка сказал, будто он потомок адмирала Макарова, чудак-человек. Не случись, конечно, припадка, может, и про мать бы рассказал, а тогда, в тот вечер великого вранья, ухватился за свою фамилию, она ему помогла, всего-то.
Женя опять припомнил носилки, бледное, совершенно невыразительное лицо Сашки с закушенной палкой, и вдруг ярость и обида накатила на него. Ведь эта тетка, эта мать, черт бы её побрал, виноватая, что Сашка такой, она, видите ли, пьяная в машинах разъезжает, а Макарыч где-то в больнице.
Ещё не зная, что он скажет, Женя резко обернулся назад. Н ничего он не разглядел. Снова увидел два силуэта: женская голова и мужская — на плече у женщины.
— А вы знаете, — спросил Женя, не скрывая злобы, — что за смена сейчас в лагере?
— Знает она, — сказал мужчина рядом с ней.
И вдруг с Женей что-то случилось. Его прорвало. Он даже не слышал сам, что говорил. В нем не слова бурлили, а обида кипела. За Сашку, сына этой пьяной бабы. За Генку, Зинку, пацанов и девчонок, которые съехались сюда на одну счастливую смену.
На одну! Всего на одну!
А что с ними будет дальше, кто-нибудь подумал об этом, хотелось бы узнать? Вот эта тетка, например, так называемая мать.
— Да, — говорил Женя, будто декламировал. — Представьте себе, я знаю Сашу Макарова. Отличный парень! У нас вообще все хорошие ребята. Но он — номер один. Он у нас знаменосец. Вы, конечно, понимаете, что знаменосцами выбирают самых лучших?
— Знаю, знаю! — прошептала тетка.
— Ну так вот, — вдохновенно врал Женька. — А еще он у нас председатель совета дружины, отлично владеет горном и барабаном. Занял первое место в лагере по плаванию, получил золотую медаль и грамоту.
— Надо же! — воскликнула тетка.
— Слушай, Лидка, — сказал Илларион, — а ты и не знала, что у тебя такой хороший сын?
— Заткнись! — рявкнула тетка, и весь этот разговор точно подхлестнул Женю.
— А еще он отлично играет на скрипке, стал лауреатом лагеря, еще одну медаль заработал.
— Надо же! — ахнула тетка. — А раньше слуха не было.
— То раньше, то теперь! — нравоучительно произнес Женя, — Может, он раньше и учился плохо?
— Аха! — выдохнула тетка…
— Ну так теперь он победил на математической олимпиаде. Мы даже сами все удивляемся. Он за десятый класс задачки свободно решает. На эту олимпиаду к нам профессор приезжал. Ершов фамилия. Не слыхали? Так он сказал, что Сашку в МГУ без экзаменов примут. А там ему и аспирантура обеспечена. Наверняка профессором станет. Да только вот он мне говорит, не решил пока окончательно, может, на математику, а может, в консерваторию по классу скрипки. Тоже поступит. Я уверен. Эх, как играет, знаете? Запросто народным артистом станет. Лауреатом!
Машина шла теперь по городской окраине. Лихой Ларик приубавил скорость: хоть и ночь, а здесь могла дежурить милиция.
Женщина за спиной громко всхлипывала, теперь можно не сомневаться, что она Сашкина мать. Знала бы правду, эх, елки-палки. Может, сказать? Ведь Сашка где-то здесь, в этом городе. Больниц тут наверняка не очень-то много, при желании да еще с машиной можно быстро разыскать.
Но Женя колебался только мгновение. Нет! Нельзя ему предавать Сашку. Пусть знает эта мать, что Сашка Макаров — человек, не чета ей.
— Э, мальчик, — произнес мужской голос из-за спины. — А ты нам не заливаешь?
Женя на мгновение замер. Потом снова кинулся в бой.
— А вы что? — спросил он. — Газет не читаете?
В машине повисла пауза, и Женя чуть не рассмеялся. Этот наивный вопрос оказался вроде как удар в самую диафрагму. Уж чего-чего, а такие компании действительно газет не читают, можно быть в этом совершенно уверенным.
— Ну-у! — протянул он с заметной долей превосходства и даже надменности. — Да ведь портрет Саши Макарова напечатан в «Пионерской правде». С неделю назад примерно! Про его успехи даже «Правда» писала! Как же!
Женя помолчал, подумав, и посоветовал:
— Да в библиотеку зайдите!
Мастер быстрого вождения Илларион несколько раз глянул в сторону Жени. Даже в темноте можно было понять, что смотрит он на него с повышенным уважением.
Взрослые на заднем сиденье вообще притихли.
— Надо же! — проговорила после паузы Сашкина мать. И повторила два раза: — Надо же! Надо же!
— Так что лет через семь, — сказал Женя, заканчивая свое ночное путешествие, — ну, через десять будет Саша знаменитым человеком!
— Надо же! — как заведенная, повторила тетка.
— Тебя, мальчик, куда подвезти? — сказал Илларион с нескрываемым уважением.
— К горкому партии, — спокойно ответил Женя. В машине стало совсем тихо. А когда она стала притормаживать у высокого дома, возле которого под фонарем стоял милиционер, Женя мастерски вздохнул:
— Так что у Сашки есть серьезная проблема.
— Какая? — трепыхнулась тетка.
— Куда податься? В математику или в музыку!
— Надо же! — сказала она в последний раз.
— А вы что думали? — жестко сказал Женя. — Мы без вас людьми не вырастем? Очень даже вырастем! И вовсе вы нам не нужны такие мамаши! Лучше бы вы уж совсем куда-нибудь сгинули!
— Маладэц, пацан! — тихо сказал Ларик.
— Родить, знаете ли, ума не надо! — придумал Женя убийственную фразу. Впрочем, он где-то все-таки слыхал ее раньше.
Его трясло. Мстил он, мстил этой пьяной забулдыге. За всех за них.
Машина стояла. Милиционер медленно двигался ей на встречу.
Женя уверенно протянул руку Иллариону, пожал ее и сказал: