Невинные
Шрифт:
Дыхание Эрин повисало в воздухе белыми облачками, как и дыхание Джордана. Сангвинисты же если и дышали, то совершенно незаметно.
Она заметила, что Джордан внезапно понюхал воздух, будто собака, идущая по следу верхним чутьем. А затем и сама уловила ароматы имбирных пряников и меда, жареных каштанов и запах жженого сахара от миндаля в карамельной глазури.
В конце улицы маняще раскинулась большая площадь, сияющая огнями.
Рождественский рынок.
Христиан вел их к этому прибежищу тепла и веселья. Она и Джордан едва не наступали ему на пятки; за ними шли Корца и Батори, снова незаметно скованные друг с другом.
Каждое движение и взгляд Руна выдавали холодную ярость. На протяжении всего полета он молча свирепствовал из-за нападения Надии на Элисабету. Эрин вполне понимала логику и необходимость заточения этой женщины в гробу. Графине никто не доверял, боялись, что она может что-нибудь ляпнуть на пограничном контроле или напасть на кого-нибудь, а то и затеять бесчинства на борту самолета, — опасения отнюдь не беспочвенные, судя по рассказам о сражении перед тем, как все покинули Рим.
Но, как и Рун, Эрин до сих пор негодовала на то, что графине перерезали горло.
Для их удобства Элисабету едва не прикончили. Эрин пожертвовала собственную кровь, чтобы вернуть графине здоровье после приземления самолета, но понимала, что отнюдь не восполнила ущерб. Это читалось во взгляде графини. Удар Надии перерезал не только горло этой женщины, но и ниточку доверия, которую та к ним испытывала.
Для Эрин же это заодно послужило жестоким напоминанием, что ради достижения своих целей сангвинисты готовы пуститься во все тяжкие. Они знают, что надо завладеть Первым Ангелом, чтобы воспрепятствовать священной войне, но была отнюдь не так уверена, что ради достижения этой цели все средства хороши. Особенно в данном случае. Наверняка был и менее варварский способ обезопасить Батори, были и другие способы добиться ее неохотного сотрудничества, но сангвинисты их вроде бы даже и не искали.
Так или эдак, сделанного уже не воротишь. Надо двигаться вперед.
Но стоило Эрин оказаться в окружении тепла и радости рождественского рынка, как ее ледяное настроение растаяло вместе с морозом, добравшимся до костей, когда она проходила мимо открытых жаровен с рдеющими углями, на которых жарились каштаны и миндаль.
Подальше влево гигантская елка, сияющая золотыми шарами, простерла припорошенные снегом зеленые ветки к ночному небу. Из тьмы над головой, порхая, опускались на землю пушистые снежинки. Справа веселый пузатый Санта махал из ларька, продающего рождественские сласти, одной рукой поглаживая длинную белую бороду.
Джордан словно ничего не замечал. Его взгляд оценивал площадь, проверяя высокие здания и толпы в теплых зимних одеждах, суетящиеся вокруг; глаза обшаривали каждую витрину, словно за ней мог прятаться снайпер.
Эрин понимала, что он проявляет бдительность отнюдь не напрасно. Стоило ей лишь вспомнить, что Распутин рыскает где-то поблизости, как простое волшебство рождественского рынка развеялось без следа. По требованию русского монаха их отряд оставил свое оружие в самолете. Но стоит ли верить, что Распутин поступит точно так же? Как ни странно, он славится верностью своему слову, хотя и может извратить свои слова самым невероятным образом, так что надо относиться к каждому слогу, прозвучавшему из его уст, с предельной осмотрительностью.
Проходя вдоль прилавка с деревянными игрушками, Эрин наткнулась на девчушку в синей вязаной шапочке с белым помпоном. В маленьких
Чтобы положить этой сцене конец, Эрин сунула ему банкноту в десять евро, предлагая заплатить. На холоде сделка прошла быстро. Девочка застенчиво улыбнулась, схватила желанную игрушку и убежала.
Пока все это происходило, Джордан стоял у ларька с сосисками, исходящими паром. Под потолком были развешаны целые гирлянды сосисок, а чтобы не было сомнений, из чего они сделаны, за спиной у колбасника с румяными, как яблоки, щеками висело чучело головы оленя.
Эрин присоединилась к остальным, заранее заготовив извинения за задержку. Но Христиан, остановившись, озирался по сторонам.
— Куда идти дальше, я не знаю, — сообщил он. — Мне было велено добраться с вами от аэропорта до этого рождественского рынка.
Все стали оглядываться, рассматривая праздничную суматоху вокруг.
Графиня потрогала затянувшуюся рану на шее.
— Речь ведется о жизни и смерти, а вам так мало ведомо?
Эрин, которую уже тошнило от всей этой секретности, разделяла ее опасения. И вновь ощутила тяжесть янтарного камешка в кармане. Она переложила памятный сувенир Эмми из старой одежды в новую, неся с собой это бремя, напоминающее, что секреты могут убивать.
Она настороженно осматривала каждый предмет на площади. Вот женщина с детской коляской, закрытой спереди клетчатым одеяльцем. Рядом с ней четырехлетний малыш с липкими щечками держит в мохнатой варежке леденец. Подальше стайка девушек хихикает у прилавка с пряничными сердечками, пока двое мальчишек изучают надписи, сделанные на пряниках белой глазурью.
Над площадью вознеслись поющие голоса — это детский хор исполнял «Тихую ночь» [17] по-шведски. Меланхолические нотки этого рождественского гимна нашли отзвук в душе Эрин, настроенной на минорный лад.
17
«Тихая ночь» (Stille Nacht) — один из самых известных по всему миру рождественских гимнов, написанный в 1818 году. Автор текста — Йозеф Мор, музыки — Франц Грубер.
Она вытянула шею, высматривая Распутина. Он может быть где угодно — или вообще нигде. Ей несносна была мысль, что безумный монах может не появиться, бросив их топтаться здесь на морозе.
Джордан потер ладони. Ему явно не по душе, что все они торчат тут как на ладони. А может, просто замерз.
— Надо сделать кружок по рынку, — предложил он. — Если Распутин захочет найти нас, то уж найдет. Это явно его игра, и нам придется подождать, пока он сделает первый ход.
Кивнув, Христиан снова тронулся первым.
Джордан сжал руку Эрин в своей затянутой в перчатку ладони. Хоть он и шел за молодым сангвинистом с безмятежным видом, Эрин и через ладонь, и по приподнятым плечам чувствовала, как он напряжен.
Вместе они прошли мимо других прилавков, продающих уйму всякого рода керамики, вязаные вещи и сладости. Вокруг мелькали яркие краски и сияющие желтые огни, но стало очевидно, что рынок скоро закроется. Все больше людей направлялись прочь, растекаясь по окружающим улицам, чем приходило на рынок.