Невольничий караван
Шрифт:
— Естественно! — ответил ученый, которому было очень любопытно, как венгр, утверждавший, что в совершенстве владеет, кроме родного языка, словацким и даже латынью, и действительно свободно говоривший по-арабски, будет объясняться на немецком. — Расскажите мне, кем был твой отец.
Маленький словак с сияющим лицом ответил уже по-немецки:
— Отец моего музыка был. Делал «дилидельдум-дилидельдей».
— Ах, музыкант? На каком же инструменте он играл? — спросил доктор, с трудом сохраняя серьезное выражение лица.
— Имел
— А вы тоже учились игре на этом инструменте?
— Я нет. Рот моего не подходил для этого.
— Понятно. Могу я еще узнать, как ваше настоящее имя?
— Иметь меня звать Ускар Иштван.
— В переводе на немецкий это, если я не ошибаюсь, звучит как Стефан Пудель. Здесь, в стране, где слово «пес» считается самым страшным ругательством — это весьма сомнительное имя. Я не советовал бы вам переводить его вашим спутникам.
— Ваш быть совершенно прав. Но как вы зовут, пан доктор?
— Мое имя Эмиль Шварц, и я приехал сюда, чтобы изучать фауну и флору этой страны и взять с собой отсюда как можно больше различных видов растений и животных.
— О, фауна и флора! Это было хорошо латынь! Я тоже понимать латынь. Латынь моего я иметь учить у пан Вагнер. Фауна зваться растения, а флора звать скот.
— Точнее, наоборот, — рассмеялся Шварц.
— Оборот тоже правильно, оба правильно! — ликовал венгр. — Я есть много быть в Судан. Я имел видеть вся флора и фауна. Если вы нуждаться слуга, я иметь охотно стать слугой вас очень.
— В самом деле?
— В деле, пан доктор. Я не хотеть больше торговать в Судан и не хотеть джелаби больше быть. Вы меня воспользовать очень хорошо мог. Я вам хотел помогать с латынью моего и этикетки клеить делать на препараты ваши.
— Над этим предложением, пожалуй, стоит подумать, и я…
Вдруг он осекся на полуслове, услышав вдали очень странный звук.
— Что это было? — спросил он джелаби, переходя на арабский. — Похоже на гром, но сейчас, в сухой сезон, здесь не бывает гроз.
— Нет, это не гром, — ответил словак на арабском языке, который он, к счастью, не искажал так ужасно, как немецкий.
— Но тогда что же?
— Это был аслан, царь зверей.
— Лев? Значит, они все-таки здесь водятся?
— Выходит, что так. По крайней мере, один из них идет сюда на свет нашего костра.
— Так рано? Я считал, что лев покидает свое логово не раньше полуночи.
— Если он голоден, то может выйти и раньше.
Их разговор был прерван шейхом, который подбежал к их костру и испуганно зашептал:
— Ради Аллаха, не говорите так громко, а то он услышит и придет! Тогда мы все пропали. Слышите?
Снова раздался тот же звук, похожий на грохот колес тяжелого автомобиля, который переезжает деревянный мост. Верблюды задрожали, а ослы испуганно сбились в кучу.
— Итак, это лев, — сказал Шварц, ни к кому
— О, сейчас он рычит еще далеко не в полную силу, — сказал словак, — он голоден и недоволен, но это пока еще только легкое ворчание.
— Тебе уже приходилось слышать льва? — теперь чужестранец снова называл своего собеседника на «ты», следуя правилам арабской грамматики.
— Не только не раз слышал, но и видел.
— И он на тебя не нападал?
— Ни разу. Большинство этих животных трусливы, среди них мало настоящих, отважных и гордых зверей. Трусливые львы подкрадываются тайком и похищают свою жертву так тихо, что ее отсутствие нередко замечают только утром. Но смелый лев появляется из своего логова с громким рычанием. Он открыто заявляет всей округе, что голоден и собирается выйти на охоту. К месту, которое он выбрал для нападения, лев приближается очень медленно и при этом время от времени подает голос, чтобы враги могли точно высчитать время его появления. Даже серьезная опасность не помешает льву, который так себя ведет, напасть на добычу.
— Насколько я понимаю, сейчас мы имеем дело именно с таким зверем?
— Да. Когда он в следующий раз зарычит, мы сможем услышать, к нам или в другое место он направляется.
Тут в третий раз прозвучал голос хищника, нечто среднее между рычанием и воем. Все явственно услышали, что он подошел совсем близко. Хомры столпились вокруг второго костра, стуча зубами от страха.
— Он идет сюда, прямо к нам, — прошептал шейх срывающимся голосом.
— Стало быть, ты был не прав, когда утверждал, что около этого источника нет больше львов, — отвечал Шварц.
— Откуда я мог знать, что один все же найдется? Еще несколько дней назад никакого льва здесь не было. Мы не заметили его следов, потому что пришли, когда уже стемнело. Должно быть, Бир — его водопой, так как отсюда до самой реки нет другой воды.
— И ты думаешь, что он временно поселился прямо на открытой равнине?
— О, нет, господин. В трех четвертях часу пути отсюда есть пещера в скалах. Ее-то лев и присмотрел себе в качестве логова, потому что его голос раздавался именно из того района. Мне доводилось встречаться уже со многими львами, и я знаю их привычки. Этот приближается очень медленно, так как огонь отпугивает его, но через полчаса он будет уже около нашего лагеря.
— Он действительно собирается напасть на нас?
— Без сомнения, эфенди. Он громко объявил нам об этом своим рычанием и сдержит свое слово. Мы должны немедленно навьючить наших животных и покинуть это опасное место!
— Ты хочешь сказать, что мы должны бежать?
— Да, и как можно скорее!
— Четырнадцать мужчин? От этой крысы?
— Эфенди, это не крыса!
— Самая настоящая крыса, хотя и очень большая. Впрочем, кто хочет бежать — пожалуйста! Но верблюды останутся здесь, потому что я их нанял.