Невозможная Корея: K-POP и экономическое чудо, дорамы и культура на экспорт, феминизм по-азиатски и гендерные роли Дальнего Востока
Шрифт:
Учитывая, что демократия в целом не свойственна Азии, уместно спросить, почему Корея настолько привержена демократическим идеалам. Ответом на этот вопрос может стать ряд особенностей корейского национального характера и истории. Среди них стремление корейцев к образованию; создание корейского алфавита хангыль, который значительно повысил грамотность населения, что позволило простым людям выражать свои мысли; а также развитая культура протеста.
Образование и грамотность
После создания Южной Кореи власти приложили много усилий, чтобы система образования охватывала как можно больше людей. В 1945 году только 5 % населения окончили среднюю школу – к началу 1990-х годов этот показатель составил выше 90 %. Правительство видело
Само собой, уважение к знаниям имеет конфуцианские истоки, однако у Кореи есть свой национальный герой, который внес неоценимый вклад в распространение грамотности среди населения. В ранний период Чосон ван Седжон Великий (правил в 1418–1450 годах) распорядился создать хангыль, корейский алфавит, тем самым очень облегчив жизнь простого народа. Создание алфавита предоставило всем подданным равные возможности для освоения письменности. Седжон считается величайшим правителем в истории Кореи, и ему принадлежит множество различных достижений, но ни одно из них не сравнимо по значимости с изобретением хангыля.
Иностранцы всегда удивляются, насколько легко научиться читать по-корейски. Этого и добивался ван Седжон. До хангыля корейцы использовали китайские иероглифы (ханча), которые были настолько сложны и многочисленны, что только янбаны, которые вели образ жизни «ученых-интеллектуалов» за счет труда простолюдинов, могли в полной мере освоить их. Седжон, несмотря на недовольство многих представителей элиты, хотел создать письменность, которой смогли бы овладеть и простолюдины. Его ученые придумали настолько незамысловатые символы, что в то время возникла фраза: «умному человеку достаточно одного утра, чтобы освоить хангыль, а глупцу хватит десяти дней».
Хангыль стал настолько мощным инструментом, что следующий правитель Кореи, Ёнсан-гун, попытался запретить его использование, когда стали появляться протестные плакаты с критикой его правления, написанные на хангыле. Важно отметить, что у него это не получилось, – как говорится, сделанного не воротишь. Затем хангыль использовался для перевода религиозных текстов, что способствовало распространению христианства, которое утверждало принцип всеобщего равенства перед Богом, в отличие от конфуцианства, которое указывало каждому на его место в обществе. На сегодняшний день уровень неграмотности в Корее стремится к нулю. В отличие от множества других стран, все люди, интересующиеся политикой, имеют возможность обмениваться взглядами и высказывать свое мнение. Они также пользуются преимуществами открытого доступа к образовательной системе, которая может дать им знание основ гражданского общества, политической теории, политической истории и государственного управления.
Культура протеста
У Кореи богатая история политических протестов. Впрочем, иногда это заходит слишком далеко – как, например, в мае 2007 года, когда фермеры города Ичхон, протестуя против развертывания военной базы в их районе, отрезали живой свинье конечности и затем обезглавили ее перед зданием Министерства обороны. Если не обращать внимания на подобные крайности, то корейцы действительно выражают свои взгляды более открыто, более шумно и куда активнее, чем граждане других азиатских стран. Пак Вон Сун, мэр Сеула, бывший адвокат по защите прав человека и основатель первой в Корее сети благотворительных магазинов Beautiful Store (Арымдаун Каге), с гордостью отмечает, что на протяжении столетий конфуцианские ученые, напрочь забыв про всякую осторожность, критиковали недостойных правителей и принимали участие в так называемых «протестах топора», поскольку именно с помощью этого инструмента несогласные гарантированно лишались головы после подобных выступлений. «Если же вы взглянете на китайских протестующих на площади Тяньаньмэнь, – отмечает он, – то они просто сдались… В Корее же борьба за демократизацию продолжалась, пока военные не были вынуждены отказаться от власти».
Американский писатель Патрик Джейк О’Рурк посетил Корею в 1987 году, чтобы освещать события, связанные с движением за демократизацию. Став очевидцем различных протестов, он был шокирован упорством и стойкостью протестующих. В своем эссе «Сеульские братья» (Seoul Brothers) он пишет, что во время беспорядков в районе Курогу, когда протестующие заняли офисное здание, полиция «закидывала газовые гранаты в окна 5-го этажа здания, по 20 штук зараз… То, что студенты вообще могли стоять на ногах в этом хаосе, было доказательством силы корейского духа протеста. Но они не просто стояли – они, черт возьми, сражались с полицией, как звери».
Даже сегодня дух протеста силен, как никогда. Несмотря на то что у южных корейцев сейчас намного меньше причин быть недовольными, на площади Кванхвамун или острове Ёыйдо в центре Сеула (где, соответственно, находятся центральные органы власти и парламент) всегда можно увидеть людей, протестующих против чего угодно. От членов профсоюзов до ветеранов войны с Северной Кореей, они придут большой группой, будут держать баннеры, громко кричать свои лозунги и петь на удивление веселые песни. Хотя многие люди жалуются на подобную культуру протеста, молодой южнокорейской демократии идет на пользу наличие граждан, которые заставляют любого правительственного чиновника осознать, что он не может действовать безнаказанно.
Восстания в поздний период Чосон
Одно из названий Кореи династии Чосон – это «страна утреннего спокойствия». Однако к XIX веку дела обстояли так, что оно совсем не соответствовало действительности. Фракционная борьба между различными влиятельными семьями и придворными деятелями сделала Корею неспокойной и уязвимой страной. Государство слабело и разваливалось, а рядовые подданные устали от суровости конфуцианской иерархии. В то время как в Европе наступил период революционных изменений, в Корее власти столкнулись с рядом крестьянских восстаний, вызванных чрезмерными налогами на бедных земледельцев и нежеланием класса янбан жить за счет собственного труда, а не крестьянского.
В 1811 году Хон Гён Нэ, бедняк из провинции Пхёнан (находится на территории Северной Кореи), который, как считается, либо происходил из обедневших янбанов, либо был обычным солдатом, встал во главе крестьянской повстанческой армии и взял под свой контроль большую территорию на севере страны. Правительственные войска не могли расправиться с ним и подавить мятеж вплоть до апреля следующего года, когда подобные движения, вдохновленные примером Хон Гён Нэ, стали появляться в других частях страны. В 1862 году в городе Чинджу провинции Кёнсан крестьяне под предводительством конфуцианского ученого Ю Ге Чхуна восстали против Пэк Нак Сина, правительственного военачальника, который контролировал провинцию. Пэк при поддержке коррумпированных государственных чиновников отнял у крестьян все их доходы. В отместку восставшие сожгли государственные здания до основания и убили местных чиновников. Власти в Сеуле были вынуждены провести военную, земельную и зерновую реформы, чтобы уменьшить произвол со стороны местных чиновников, которые навлекли на себя гнев крестьян.