Невская равнина
Шрифт:
Хорошо в саду… Вокруг могучие деревья — будто толпа мудрецов. Я останавливаюсь, жду: быть может, мудрецы просветят меня? Но улавливаю лишь шепот листвы — этот язык мне не знаком… Между тем на каменистую дорожку, куда мне ступить, пал блик света. Поднимаю голову — и не сразу понял, что это засветился шпиль Инженерного замка. Покрытый золотом, казалось, он плавится в лучах закатного солнца. Шагнул в сторону — теперь шпиль виднеется сквозь листву деревьев. Легкий ветерок колышет ветви, и от этого перед глазами не просто блеск металла, а как бы мозаика, набранная из золотых и зеленых кусочков, каждый из которых, казалось, перебегает с места на место, живет, трепещет…
Инженерный
За училище я горд и поныне: Николаевское инженерное, в отличие от многих других юнкерских, не пошло в Октябрьские дни за контрреволюцией. В 1918 году в замке действовали Первые инженерные петроградские командные курсы РККА. Мостовик профессор Ушаков стал начальником курсов. Завучами — бывший генерал Зубарев и профессор Яковлев. Впоследствии они же преобразовали кратковременные курсы в военно-инженерную школу с трехлетним сроком обучения. В 1927 году профессору Яковлеву за новые работы по фортификации было присвоено звание заслуженного деятеля военных наук. Но повидать никого из них мне больше не довелось. Собирался сходить в училище, да так и не собрался. А теперь уже никого из них нет в живых. Хорошо сказано: не следует откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня…
Но что это — память сердца или нечто большее?.. Едва я представил себя в кругу любимых профессоров и воспитателей, сделавших из меня человека организованного, чуждого всякой расхлябанности, как в ту же минуту решилась задача, не дававшая мне покоя: можно втиснуть программу в тридцать дней! Можно. И я схватился за бумагу и карандаш.
Радостно взволнованный, я не сразу понял, что хочет от меня вынырнувший из темноты сада Григорий Никитич.
— Ну что тебе, товарищ Щербаков? Чего не спишь? Доски привезли?
— Сгружены уже. Только одной машины мало. Опять поехали.
— Ну хорошо. Иди-ка спать.
Парень прокашлялся:
— Докладываю… Товарищ командир батальона! Комиссар пришли.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Вот он, комиссар — Осипов Владимир Васильевич. Встретились у крыльца особняка. Сбросив брезентовую куртку строителя, он то щепкой, то острым камешком счищал с сапог густо налипшую известку. Завидев меня, распрямился, и мы, что называется, впились друг в друга глазами. «Не посетуйте, — он кивнул на свои руки, — весь еще в грязи, не могу поздороваться». И опять занялся сапогами. Разглядывая комиссара, я мысленно отметил, что человек примерно моих лет, это хорошо — сверстникам легче понимать друг друга. Второе: оба мы инженеры — опять же тропинка для сближения…
«Но не спеши, — сказал я себе, — не забегай вперед с оценкой человека! Увидите друг друга в деле». Знавал я случаи, когда командир и комиссар, как было принято говорить, «не сработались». На поле боя это может приобрести страшный смысл!
Осипов уже голый до пояса. Щербаков черпает из ведра и льет ему на голову и на плечи холодную воду.
— Уф, хорошо! Мыльца бы, мыльца…
Находится и мыло. Позаботился Грацианов. В руках у него и мыльница, и полотенце.
Я присаживаюсь на штабель свежих досок и тут же улавливаю, что внутри здания пилят, тешут, приколачивают. Это уже плотники.
Между тем Осипов, отфыркиваясь, кивнул мне:
— Одобрите ли?.. Топчаны сколачивать — это канитель не на один день… Проще нары… Я так и распорядился.
— Согласен, — сказал я, поняв, что Чирок в своем рвении переусердствовал. — Обойдемся нарами.
— Поднимемся в нашу комнату, — предложил я Осипову, когда тот уже расчесывал мокрые волосы. Нужно было согласовать с ним программу подготовки саперов, но решаю подождать: как бы казуса не получилось.
У входа броская надпись, красиво выведенная на ватмане чертежным пером рондо: «Командир и комиссар батальона».
Это, догадываюсь, творение Грацианова — но не как канцеляриста, а как инженера-конструктора. Открываю дверь, приглашаю войти комиссара, он нащупывает выключатель — щелк! — и вспыхнул плафон. Эге, да и электричество уже действует!
Мы с комиссаром теперь полностью на виду друг у друга. Осипов, оказывается, и ростом с меня — в строю, когда мы будем рядом, это произведет впечатление! Он улыбнулся, обнажив необычно крупные верхние зубы.
— Чего уставился? — поймал Осипов мой взгляд. — Резцы больно крупные? — И пошутил: — А это пара саперных лопат — от природы. Видать, предназначение такое было — попасть к тебе в саперный батальон.
Вижу, человек предлагает перейти на «ты». Ну что ж, еще шаг к сближению.
— Сапер от рождения, — сказал я, — это замечательно. — И поддержал шутливый разговор: — А знаешь, кто был первым человеком на земле?
— Ну, Адам, если по мифологии.
— Не верь, товарищ, мифологии. Верь Редьярду Киплингу.
И я продекламировал:
Чуть из хлябей проглянул земной простор, Налицо уже был — так точно! — Сапер. Господь бог не Адама — сотворил Инженера, — Инженера ее величества войск, С содержанием в чине Сапера!Осипов заинтересовался:
— «Войск ее величества»?.. Это, значит, о королеве Виктории речь. Написано, как я понимаю, в пору расцвета империалистического могущества Англии. Ну-ка еще, интересно, что дальше.
И я прочитал по памяти еще два куплета:
А когда был потоп и ужасный муссон, Многоопытный Ной сделал первый понтон, По плану господ Инженеров, — Инженеров ее величества войск, С содержанием в чине Сапера. А когда с Вавилонской башней был крах, Дело было в штатских руках, А не у господ Инженеров, — Инженеров ее величества войск, С содержанием в чине Сапера…Осипов, раздумывая, покачал головой:
— А ловко все ж таки господин Редьярд потрафлял своим британцам-завоевателям… Откуда это у тебя?
— Дело давнее, — сказал я. — В Николаевском инженерном горланили эту песню. Нам, мальчишкам, нравилось, что сапер все может.
Комиссар поморщился:
— Выбрось этот хвастливый хлам из головы. Обучим батальон и на деле покажем мастерство сапера. Нашего, советского. Так ведь?
— Я уверен в этом, комиссар.
А он задорно:
— И песню запоем. Сочиним с тобой нашу, батальонную!