Невыдуманные приключения Свена Хедина
Шрифт:
Это был трудный момент для семьи. Старший сын уезжал по меньшей мере на год, а может быть, и навсегда. То, что он задумал, было изрядной авантюрой. Свен мог навсегда исчезнуть в азиатских пустынях или горах без следа. Мать Свена Анна плакала, глядя, как ходовые огни «Фон Дёбельна» медленно исчезают в черно-серой октябрьской ночи.
Незадолго до отъезда Свен спросил Милле Бруман, будет ли она ждать его возвращения.
— Я слишком молода для таких решений. Я не хочу связывать ни себя, ни тебя, — заявила восемнадцатилетняя красавица с улыбкой.
Менее самонадеянный поклонник вряд ли воодушевился бы подобным ответом.
У него была цель, и он был готов преодолеть все препятствия и опасности. Он должен доказать, что достоин Милле. Он собирался удивить и Милле, и весь мир.
Часть вторая
Первооткрыватель
(1894–1910)
Ташкент, 4 января 1894 года
В зале губернаторского дворца в Ташкенте стояло нечто из кипарисовых веток, напоминавшее рождественскую елку. На «елке» теплились огоньки зажженных свечей. Граммофон играл мелодию из оперы Пьетро Масканьи «Сельская честь». Было 4 января 1894 года — канун православного Рождества. По приезде в столицу Туркестана Хедин стал желанным гостем в резиденции фон Вревского.
Из Стокгольма Свен направился в Санкт-Петербург, где пробыл некоторое время, завершая последние приготовления к экспедиции. Ему все-таки удалось получить от братьев Нобель три тысячи пятьсот рублей (семь тысяч крон), так что желанная сумма — тридцать тысяч — набралась.
Хедин получил полную поддержку от русских властей: рекомендательные письма, беспошлинный проезд и казачий эскорт. Посол Китая выдал Свену обещанную визу, так что путь в Поднебесную был открыт.
Последний вечер в Санкт-Петербурге Хедин провел на торжественном ужине у Карла Нобеля, где собралось много шведов.
Четвертого ноября Хедин выехал в Ташкент. Сначала он подумывал ехать через Баку и Самарканд, но там он уже бывал и на этот раз решил проложить путь через город Оренбург. 2250 километров до Оренбурга он проехал по железной дороге. Закутавшись в плед, сидел у окна со стаканом горячего чая в подстаканнике, посасывал трубку и смотрел на заснеженные, продуваемые ветрами равнины России. Чем дальше на восток ехал поезд, тем безлюднее становилась степь.
После Сызрани железная дорога, или «чугунка», как ее называли русские, пересекла Волгу, широкую как озеро, и Хедин с удовольствием констатировал, что проехал по одному из самых длинных в мире мостов — в полтора километра.
Поездка до Оренбурга заняла четыре дня. Половина пути до Ташкента осталась позади. Дальше предстояло тащиться в повозке по почтовой дороге.
Хедин купил тарантас, четырехколесную русскую повозку без рессор. Установил в нем кофры и ящики и свил из сена, ковриков, мехов и подушек гнездо для себя. Не первый раз Хедин бывал в России и знал, что любое русское изделие при эксплуатации требует запчастей. Соответственно он взял с собой оси, дышло и крепеж.
Четырнадцатого ноября, уже в сумерках, Хедин оставил Оренбург. Вьюга задувала под тент, термометр показывал минус шесть. Свен завернулся в меха и устроился поудобнее.
Его ожидали две тысячи километров по промерзшей степи. Ехал почти без остановок, с ночным горшком в тарантасе, не вылезая наружу ни днем, ни ночью. Вдоль дороги в Ташкент было построено девяносто шесть постоялых дворов, там меняли возничих и лошадей, несколько раз вместо лошадей запрягали верблюдов.
Самая низкая температура, которую он зафиксировал во время поездки, — минус двадцать градусов. Далее, к югу, температура поднялась выше нуля, и тарантас раз за разом увязал в грязи, в итоге сломалась ось. Весь путь занял девятнадцать суток, средняя скорость — пять километров в час.
Хедин любил забавляться с курьезными цифрами. Он записал, что проехал тридцать тысяч телеграфных столбов, поменял сто одиннадцать возничих, триста семнадцать лошадей, одиннадцать верблюдов и что колесо тарантаса повернулось девятьсот восемьдесят три тысячи раз вокруг оси. Видимо, поэтому он продал свой тарантас примерно за две трети от той суммы, которую заплатил за него в Оренбурге.
Свен Хедин в Ташкенте. 1893 год.
Хедин прожил семь недель в по-весеннему теплом Ташкенте. Ужины, светские визиты, балет, опера, шампанское… И конечно, последние приготовления: надо было отремонтировать барометр, пострадавший при перевозке, купить две сотни патронов для дробовика, потому что те, что припас Хедин, испортились во время поездки по киргизской степи.
Свен купил много чая, консервов, табаку, галеты, приготовил подарки для китайцев, монголов, киргизов и прочих, с кем ему придется общаться: револьверы с патронами, часы, граммофоны, компасы, бинокль, микроскоп, украшения и безделушки.
Двадцать пятого января 1894 года он выехал из Ташкента. Следующей целью был Маргелан, столица Ферганской долины. На то, чтобы проехать двести километров, Свену потребовалось десять дней, в основном из-за того, что не хватало лошадей — движение по дороге было очень оживленным.
Полюбовавшись на умирающее море, Свен приехал в Коканд, исламский центр с множеством медресе. Свои впечатления от Коканда он описал довольно лаконично: «разложение и полное падение морали».
В Маргелане Хедина заботливо опекал губернатор Ферганской долины генерал Повало-Швейковский. Хедин жил в его резиденции, нанимал людей, собирал караван и отдыхал перед предстоящими трудностями.
Хедину был обещан эскорт казаков, но, когда Свен рассказал об этом Вревскому и своему коллеге путешественнику генералу Громбчевскому, они принялись его отговаривать, мотивируя это тем, что казаки вызовут у британцев и китайцев подозрения и только помешают.
Громбчевский предложил туркестанцев, для которых Центральная Азия была домом. Он обещал Хедину подобрать хороших людей из тех, кого знал по собственным путешествиям.
Хедин собирался ехать в Кашгар через Ош той же дорогой, что и тремя годами раньше, но Вревский уговорил его изменить планы. Хедину не хотелось вновь ехать через перевал Терек-Даван зимой, и он с благодарностью выслушал соображения Вревского насчет новой и более легкой дороги.
Маршрут должен был пересечь Памир — недоступный безлюдный край. «Никто из иностранцев не имеет сейчас доступа на Памир. Любого иностранца тут же воспринимают как шпиона. У меня же есть особые разрешения от русских и китайских властей, поэтому я могу ехать, куда захочу», — написал он в письме домой.