Невыдуманные приключения Свена Хедина
Шрифт:
— Я думаю, Литлдейлы шпионы, — объявил русский консул Петровский, — раньше англичане, я точно знаю, засылали в Туркестан индусов, а теперь на смену им пожаловали вот эти…
— Судя по их маршруту в Лхасу, вряд ли, — возразил Хедин.
Свен счел Литлдейла человеком симпатичным, но весьма своеобразным. Тот путешествовал бесцельно, просто так, и возил с собой кучу инструментов, которыми не умел пользоваться. Мадам Литлдейл сильно ему не понравилась.
— Старая, занудная кошелка, длинная как каланча. Я думаю, она служит мужу вроде пугала — как только
Но хотя Хедин довольно пренебрежительно отнесся к Литлдейлу, он все же увидел в англичанине конкурента.
«Я не хочу, чтобы они заполнили это (Тибет) белое пятно на карте, я хочу быть первым», — написал 11 января родителям Свен.
Для Хедина белые пятна на карте обладали непреодолимой притягательной силой. Путешествовать там, где до него не бывал ни один европеец, и отражать на картах неведомые края — в этом Свен видел смысл жизни.
После возвращения с Памира Хедина в Кашгаре, у консула Петровского, ожидала кипа корреспонденции. В первую очередь он жадно набросился на письма из дома. После того как почта была прочитана, надо было проявить фотопластинки, каталогизировать геологические образцы, ответить на письма и написать статьи.
Когда Свен не работал, он общался с немногими кашгарскими европейцами: консулом Петровским, делившимся с ним русскими правительственными секретами; британским агентом Маккартни — другом-соперником, собиравшимся летом подняться на Мустагату с командой швейцарских альпинистов, и миссионером Хёгбергом.
Последнего Хедин презирал и считал «тупицей и невеждой», но об этом знали только его близкие; общался же он с Хёгбергом как настоящий благовоспитанный джентльмен. Свен Хедин принципиально не ссорился с другими людьми. Одним из немногих исключений был Стриндберг, но об этой вражде Свен сожалел до конца жизни.
Хедин в целом скептически относился к деятельности христианских миссионеров в Азии. По этому поводу он писал: «Что бы вы подумали, если в ваш дом ввалится фанатичный невежественный мулла и нагло заявит, что Христос был совратителем душ?»
Свен редко болел, но в середине ноября 1894 года заполучил высокую температуру с головной болью и познал радости запора. «После клизмы мне стало намного лучше, какое облегчение», — осчастливил он родителей в письме.
Другая неприятность могла стоить Хедину жизни. Как-то он пошел в баню консульства, слишком там задержался, и казаки пошли проверить, все ли в порядке. Свен лежал без сознания на полу под обломками обвалившейся трубы. Если бы не казаки, дело могло кончиться плохо.
В Кашгаре Хедин узнал о судьбе французского офицера и исследователя Дютрейля де Рина. Четверо его спутников приехали в Кашгар и рассказали, что де Рина убили тибетцы. Одного из четверки, русского солдата, тут же привели к Петровскому.
Обстоятельства убийства были весьма мутными, но постепенно удалось выяснить, что вина лежит не на сопровождавших и помощниках, а в первую очередь на соотечественнике и компаньоне де Рина — Фернане Гренаре. Впоследствии Хедин написал если не обвинительную, то, скажем так, критическую статью о Гренаре в одну из французских газет.
Литлдейл покинул Кашгар 22 января 1895 года. Хедин медлил до 17 февраля. В одиннадцать утра арба с Хедином, запряженная четверкой лошадей, выехала из ворот в толстенной стене, окружавшей Кашгар. Во второй арбе ехал незаменимый Ислам-бай. Все эти два с половиной месяца Хедин держал его при себе, хотя и не нуждался в его услугах, и платил ему жалованье.
Рядом бежали примкнувшие к ним собаки: Джолдаш и Хамра. Хедин любил собак и зачастую общался с ними с большей охотой, чем с людьми.
Арбой Хедина правил Иоганн, он с радостью принял на себя обязанности помощника Хедина, чтобы оказаться подальше от своего коллеги миссионера Хёгберга.
Высоченные колеса постукивали по каменистой дороге. Хедин перелистывал «Руководство путешественника» профессора Рихтгофена и сквозь проем в приоткрытом тенте посматривал на пыльный пейзаж. На голых ветвях тополей не было ни листика. Хедин еще не знал, что он на пути к своему самому опасному и самому знаменитому приключению.
Меркит,
10 апреля 1895 года
Улочки деревни Меркит в верхнем течении Яркенд-дарьи были полны народа. Люди с любопытством смотрели на восьмерку верблюдов, со спокойной важностью вышагивавших через деревню. Передовой верблюд был самый представительный: крупный, сильный и белый, на шее побрякивали колокольчики.
На пятом верблюде между горбами уютно устроился Свен Хедин, первый европеец в Мерките.
— Они никогда не вернутся обратно, — зловеще выкрикнул из толпы какой-то местный Нострадамус.
— Верблюды слишком перегружены, они не смогут идти по глубокому песку, — провозгласил другой умник.
Было десятое апреля 1895 года, наступала весна, пригревало солнце, деревья начали зеленеть. Поля вокруг Меркита были засажены и политы, пели птицы. С отъезда Хедина из Кашгара в феврале прошло почти два месяца, то есть намного больше, чем он запланировал. Очень много времени ушло на то, чтобы найти восемь хороших верблюдов за приемлемую цену. Ислам-бай в итоге купил их в Яркенде, заплатив за каждого по сто двадцать крон (шесть тысяч крон сегодня).
Пока помощники покупали верблюдов, Хедин осматривал окрестности и слушал рассказы местных крестьян о заброшенных древних городах в пустыне Такла-Макан. Там, рассказывали ему, лежат груды золота и серебра, но если кто-то пытается взять сокровища, то его навсегда забирает колдовство пустыни. Это была довольно популярная в местных деревнях история. Прежде Хедину доводилось читать ее в «Путешествиях Марко Поло». Так что рассказу было по меньшей мере шестьсот пятьдесят лет.
Кроме Ислам-бая, он нанял еще трех помощников — погонщиков верблюдов: Магомет-шаха, пятидесяти пяти лет, с окладистой седой бородой, Касим-ахуна, сорока восьми лет, и Джолчи из Меркита, которого пришлось нанять из-за того, что Иоганн стушевался. Хедин глубоко презирал его за слабость и трусость.