Невыносимое одиночество
Шрифт:
— Ты такая, какая ты есть, — устало произнес он, — и не можешь быть иной. Я больше не буду тебя обременять. Забудь о моих письмах, все остается по-прежнему.
Теперь она по-настоящему заплакала.
— Нет, Микаел, — сказала она, взяв его за руку, — дай мне шанс помочь тебе! Я так хочу этого! И я мало что могу сделать…
Он сжал ее плечи.
— Да, конечно, — улыбнулся он. — Мы попробуем. Завтра вечером. Мы сможем поговорить обо всем. И ты права, мне теперь нужно отдохнуть.
Тяжелыми
Пока он снимал сапоги, вошел мальчик, предварительно постучав. Его желтые глаза сверкали ярче обычного в лучах вечернего солнца.
— Привет, Доминик. Что ты надумал? — мягко произнес Микаел.
Немного подумав, мальчик ответил:
— Пора ехать, папа.
Микаел заерзал на месте, потом протянул руку своему удивительному сыну, который подошел поближе.
— Да, Доминик. Теперь самое время ехать.
— Мы не должны опоздать.
— Нет. Теперь самое время. Откуда ты это узнал, Доминик?
— Нет, я этого не знаю. Я просто чувствую… что Вас там ждут, папа. Куда нам нужно ехать?
— В…
И тут до него дошло, что сказал сын. Во-первых, мальчик ничего не мог знать о цели поездки, во-вторых, он сказал «нам».
— Я поеду с тобой, — спокойно произнес мальчик. Микаел хотел было сказать, что его зовет мама, но, посмотрев на сына, произнес:
— Да, Доминик. Будет лучше, если ты поедешь со мной. Мы спросим маму, не поедет ли она с нами.
— Она не хочет. Но спросить можно.
— Куда это вы собираетесь уезжать? — спросила подошедшая к дверям Анетта.
Доминик, которого обнимал Микаел повернулся к ней и сказал:
— Домой.
— Домой? — дрогнувшим голосом произнесла она. — Но вы же дома!
— Да, но папе нужно домой. Это спешно!
— В Норвегию, Анетта, — пояснил Микаел. — Доминик знает, о чем говорит. Ты поедешь с нами?
— Вы что, с ума сошли? — воскликнула она. — Микаел, ты не имеешь права увозить от меня мальчика! Я запрещаю вам…
— Мама, — перебил ее Доминик, — я знаю, что так нужно. И мы скоро вернемся. Поедем с нами, мама!
Посмотрев в глаза сыну, которого она обожала, Анетта вдруг поняла, что ничем не сможет удержать их здесь.
— Поговорим об этом потом, — сказала она. — Пошли, Доминик, папе нужно выспаться.
На следующий день мальчика отправили в Мёрбю. Это произошло без всяких протестов с его стороны. Более того, ему очень хотелось переночевать у своего старшего товарища.
Анетта пораньше отпустила слуг, что вызвало у Микаела вздох облегчения. Если из дома выпроваживать других людей всякий раз, когда им «нужно поговорить», то вряд ли в будущем их ждет неустроенность
Но об этом они как раз и собирались говорить вечером.
Он был нервозным и возбужденным, он сам это видел. Анетта же, напротив, была сдержанна и придирчива. Он пытался разгадать ее желания, но это оказалось нелегко.
Ведь с ним самим тоже не легко было иметь дело.
Впрочем, он очень хорошо знал, чего она хочет: чтобы он сидел в своей комнате, давая ей возможность спокойно воспитывать сына. Анетта была из тех женщин, которые становятся просто матерями, стоит им родить ребенка. И тогда их мужья выбрасываются на помойку, словно дырявые перчатки.
— Анетта, — сказал он, нарушая тягостную тишину ужина, — могу я быть откровенным?
Веки ее дрогнули.
— Конечно.
Он глубоко вздохнул.
— Ты мне нужна. Нужна твоя близость, твое тепло, твое понимание. Анетта, мне нужен кто-то, кто был бы в этом мире за меня, кто был бы лоялен к моему падению…
— Твоему падению?
— Разве ты не замечаешь, что я качусь вниз?
Она испуганно уставилась на него.
— Ты ведь не становишься опасным?
Микаел был близок к тому, чтобы махнуть на все рукой.
— Нет, избави Боже!
Она на миг прикрыла глаза.
— Хотя я не знаю, дорогая Анетта. Я просто прошу тебя о помощи. Дай мне свое тепло! Дай мне почувствовать, что я что-то значу для тебя!
Она опустила голову.
— Я в твоем распоряжении. Разве этого не достаточно?
— Нет. Этого не достаточно. Я не хочу делать ничего против твоей воли. Мне нужно, чтобы у тебя самой было желание к этому.
— Ты не добьешься от меня такого бесстыдства, — выдавила из себя Анетта.
Внутри Микаела все закипело.
— Почему же? Разве ты не моя жена?
— Да, твоя жена. И поэтому я говорю, что я в твоем распоряжении. Но я не уличная девка.
Недоумение его росло.
— Неужели ты ничего не понимаешь? Я же научился любить тебя! Разве ты не поняла это из моих писем? Находясь на войне, я вспоминал только о хорошем, что было между нами. Когда мы вместе смеялись, ощущая общность… Как же ты можешь говорить про уличную девку?
— Я получила строгое воспитание, как тебе известно.
— Я знаю, — ответил он, начиная приходить в ярость.
Но Анетта не замечала сигналов опасности.
— Долг жены — доставлять удовольствие мужу…
— Ты думаешь, ты это делаешь? — вырвалось у него. — Ведь ты же француженка! А француженки славятся своим искусством любви…
— Нет! — воскликнула она. — Это легкомыслие! Когда я думаю об этом, мне становится стыдно, что я француженка!