Невыученные уроки (Рассказы)
Шрифт:
— Ты думаешь? — с сомнением спросил Леха.
— Это не я думаю. Это передовая научная мысль. Все на благо человека. — Женька важно похлопал по журнальным листам.
С этого дня Леха впервые почувствовал, что наука работает на его благо. Теперь он не засиживался за уроками, как раньше. Стоило ему просмотреть параграф сверху вниз и для верности сфотографировать взглядом, как он был свободен, а вечером честно рапортовал родителям, что уроки сделаны. Целых две недели он с наслаждением вкушал плоды науки, пока однажды не наступил критический момент.
Когда на уроке истории он услышал свою фамилию, то по старой привычке занервничал, но Женька ободряюще
— Что же ты молчишь, Потапов? — спросила Нина Петровна.
— Это он сосредоточивается, — с места заступился за Леху Женька.
Леха с благодарностью посмотрел на друга. Тот жестами показывал: давай, давай. А чего там показывать? Леха и сам с удовольствием выдал бы, если бы ему было что. Урок предательски не вспоминался. Когда Леха понял, что ждать, пока все вспомнится само собой, ему придется долго, он стал про себя приговаривать: «Это критический момент. Момент критический». Но и это не помогло.
— Так, значит, урока ты сегодня не знаешь, — сказала Нина Петровна.
И Леха понял, что это последний шанс что-нибудь ответить. И он ответил.
— Я учил, — сказал Леха таким трагическим голосом, что Нина Петровна просто не могла не задать ему наводящие вопросы.
— Ну хорошо, — сказала она. — Кто командовал русским флотом во время русско-турецкой войны?
И тут Леха вспомнил. Сама собой, безо всяких усилий, перед его мысленным взором всплыла картинка из учебника, на которой был изображен портрет адмирала с орденами и с подзорной трубой. Леха так отчетливо представил себе эту страницу с портретом в верхнем левом углу, как будто видел перед собой фотографию, но весь ужас был в том, что на подпись под фотографией мысленного проявителя уже не хватило. Она так расплывалась, что разобрать ее не было никакой возможности.
Леха посмотрел на Женьку и сделал страшные глаза. Женька понял, что в их системе обучения произошла осечка. Надо было срочно выручать друга, и он показал на свои уши.
Леха просиял. Ну конечно, теперь он и сам вспомнил, что фамилия этого адмирала была связана с ушами. Он еще давно хотел ему для наглядности уши пририсовать, но не успел, потому что стал ультрарапидом и времени на то, чтобы засиживаться над уроками, у него не было.
Леха бойко выпалил первую же ушастую фамилию, которая сама собой, безо всяких усилий, всплыла в его памяти:
— Адмирал Ушинский!
— Кто-кто? — переспросила Нина Петровна таким тоном, что Леха сразу понял: всплыло что-то не то.
Он в отчаянии взглянул на Женьку еще раз. Тот с такой силой колотил себя по ушам, как будто хотел, чтобы они совсем отвалились.
— Пьер Безухов, — отчеканил Леха.
Что тут началось! Класс буквально взорвался от хохота. Все прямо животики надрывали, как будто им показывали три кинокомедии сразу. И что обиднее всего, вместе со всеми смеялся Женька.
Конечно, Леха вспомнил, что Пьера Безухова он в кино про «Войну и мир» видел и тот не только не был адмиралом, но вообще не воевал. Только теперь это было все равно.
Вернувшись на свое место, Леха открыл учебник. С верхнего левого угла страницы на него глядел портрет адмирала с орденами и с подзорной трубой, под которым было четко написано: «Ф. Ф. Ушаков».
На этом Лехины злоключения не кончились. На критическом моменте по чтению он вспомнил первую строчку стихотворения, а на русском языке рамочку, которой было обведено заданное на дом правило.
По дороге домой Женька успокаивал друга:
— Это оттого, что ты недостаточно натренировался. Вот позанимаешься по системе еще пару недель — и все четко вспоминать будешь.
Но заниматься по системе Лехе не дали. Теперь каждый день после работы папа не просто спрашивал: «Уроки выучил?» — а проверял, как он их выучил. А жаль. Ведь еще немного — и Леха мог бы стать человеком нового типа.
Собака Баскервилей
Свалившееся на Леху несчастье здорово его подкосило. Он ходил угрюмый, и в его глазах читалась тоска пожизненно заключенного. Тогда ему на помощь пришел лучший друг Женька — самый идейный человек в школе. Женька читал все подряд, и от этого в голове у него всегда роилось множество идей.
Ребята сидели у Женьки в комнате и думали, что делать, но, как назло, на ум ничего не приходило. Надежда на вольную жизнь ускользала у Лехи прямо из-под носа.
— Хоть бы она в отпуск уехала, что ли, а то будет тут все лето торчать! Ни себе, ни людям, как собака на сене! — Леха с досадой махнул рукой.
При этих словах Женьку осенило.
— Как же я сразу об этом не подумал! Собака — это как раз то, что нужно! — воскликнул он и бросился к книжной полке.
— Зачем? — с недоверием спросил Леха. С тех пор как его в детстве покусала собака, он старался обходить четвероногих друзей стороной.
— Сейчас узнаешь. Нам нужна собака Баскервилей! Вот послушай!
Женька достал томик Конан Дойла и, найдя нужное место, начал читать зловещим голосом:
— «Это была собака огромная, черная как смоль. Но такой собаки еще никто из нас, смертных, не видел. Из ее отверстой пасти вырывалось пламя, глаза метали искры, по морде и загривку переливался мерцающий огонь. Ни в чьем воспаленном мозгу не могло возникнуть видение более страшное, более омерзительное, чем это адское существо, выскочившее на нас из тумана».
По мере того как Женька читал, Леху все больше охватывало сомнение в том, что собака Баскервилей — это именно то, чего ему в жизни не хватает.
Когда Женька умолк, Леха исподлобья уставился на него и угрюмо произнес:
— Ты что, издеваешься? У меня и так горе, а ты еще тут со своей собакой.
— Да ты только подумай! От такой собаки математичка не то что в отпуск — она, может, вообще из нашего дома с радостью убежит.
Леха подумал, что от такой собаки он бы и сам с радостью убежал.