New-Пигмалионъ
Шрифт:
Тот святой пошел в иную землю, построил там келью и еще двадцать лет жил там молясь…И вот Я очень огорчился прочитав такое, ведь получается что же? Монах-схимних двадцать лет жил молясь и постясь и еще получается что не спас тогда душу свою?
Так какой же шанс спастись и попасть в рай имеем все мы, простые грешники? И знаете, какую превосходно умную вещь сказал мне тот старый мудрый батюшка? Он сказал, что милость Господня так велика, что все мы должны надеяться и верить, что мы верно спасемся и попадем в рай. Просто у каждого человека свое земное испытание, свой путь. У того святого это испытание
– А вы согласны с тем, что рай для всех индивидуален, как говорил ваш оппонент? – спросил Монахов, снова меняя позу и выражение лица.
– Мне нравится ход мысли уважаемого господина Баринова, – с улыбкой кивнул отец Николай, – но церковь придерживается на этот счет иных представлений.
– Значит, мне не попасть в тот мой индивидуальный рай, где будет телевидение и это моё телешоу? – лукаво улыбнувшись спросил Монахов.
– Думаю, что рано или поздно, придет час и каждый из нас это узнает, – ответил отец Николай.
Отцу Николаю вдруг стало жаль, что он не позволяет Натахе Кораблевой смотреть телевизор.
Надо было бы разрешить ей посмотреть именно эту передачу.
Но он тут же подумал, что необходимо быть последовательным в своих решениях, и если он наложил табу на телевизор для своей воспитанницы, то он руководствовался правильными соображениями – именно в телевизоре был искус, соблазнявший неустойчивую детскую психику бедной Натахи.
И если ему не под силу не спасти от этого яда всю молодежь, тот хоть одну девичью душу он должен спасти.
Как хорошо сказал этот маловерный критик. Все девочки обязательно спасутся и попадут в рай. Откуда ему это известно? В его то маловерии…
– А теперь я хочу предоставить слово известной молодежной писательнице Тане Середа, – сказал Монахов, принимая очередную картинную позу, – Таня Середа сама недавно была участницей нашумевшего телешоу Последняя девственница и после опубликовала два ставших сенсацией романа, Тормоз и Типа Любовь. Таня сейчас работает над новым романом Отстой Лав, приветствуем, Татьяна Середа, писательница и шоу-гёл.
Массовка зашлась отрепетированными аплодисментами.
Камеры взяли Таню Середу.
Режиссер сделал зумом крупный план.
Таня теперь не была той сорви-голова девчонкой, что год назад собирала у экранов телевизоров несколько сот тысяч горячих поклонников и поклонниц. На ней не было обнажавших пузико молодежных топиков и искусственно рваных под коленками джинсов.
Теперь в камеру глядела не оторванная девчонка из провинции, а успешная молодая бизнес-вумэн в дорогом белом шерстяном костюме из под клешенных брючек которого выглядывали остроносые туфельки, стоимостью не в одну сотню евро.
– Вот уважаемый критик Баринов тут только что изволил сказать, что рай будет похож на детство, где и мама молодая, и друзья, – начала Татьяна, холодно стрельнув красиво сделанными дорогой визажисткой глазками в сторону Александра Евгеньевича, – так я на это что могу возразить, что вот у меня не было детства, и мать моя никогда не была для меня молодой. Мать все детство мое водила в дом вечно пьяных любовников, которые уже когда мне исполнилось одиннадцать лет, начали приставать ко мне с сексуальными домогательствами. Все мое так называемое детство я сидела между парализованным братом, которому в Афганистане сломало позвоночник и между вечно пьянй матерью… Так что хочу я возразить господину Баринову, не нужен мне рай, если он будет похож на моё детство.
– Ваш рай будет из лучшего отрезка вашей жизни, – вставил Монахов, – возможно из нынешнего отрезка.
– А как быть тогда с людьми, у которых не только не было счастливого детства, как у Татьяны, но которым не удалось добиться успеха и во взрослой жизни? – со своего места подала голос Ирма Вальберс, – таких людей ведь большинство.
Монахов принял иронично-вопросительное выражение на своем красивом лице и вытянул руку в сторону Баринова, – ответе же, господин литературный критик.
– Мне по роду моей работы довелось читать роман Тани, – сказал Баринов, – такие произведения называют романами-откровениями, или криком души. Подобные вещи публиковались и в девятнадцатом и в двадцатом веках и шокировали публику, эпатируя ее, имея при этом почти гарантированный успех, потому как публика всегда охоча до горячих и пикантных подробностей. И особенно подобные произведения, которые заведомо всегда имели коммерческую инициирующую их подоплеку, имели успех в сытые времена среди сытой и социально успешной публики.
Ведь именно сытому, живущему в достатке обывателю интересно прочитать про грязь и дикие нравы трущоб. Самим жителям трущоб такие книги не интересны. Вот в чем успех Оливера Твиста, ставшего супер-бестселлером именно в расцвет Викторианской сытой буржуазной Англии, когда Англия буквально с жиру бесилась, ведь фунт шоколада, привезенного тогда из далеких колоний, фунт чая из Китая и фунт Вирджинского табака – стоили по пол-пенни, то есть – копейку… Англия была более чем сыта. Поэтому буржуазии, дабы пощекотать нервишки, хотелоь почитать про жизнь трущоб, про голод и холод, про лишения. Ах, как хорошо, сидя у жаркого камина, наевшись за обедом жирной баранинки, почитать про приключения голодного и оборванного мальчика Оливера.
– Вы ушли от темы, профессор, – подал голос Монахов, – вас спросили про рай, как быть с теми, у кого не было детства?
– Да, я сейчас, – кивнул Баринов, – так вот, рай есть у всех. И у Тани Середы он есть, есть он и у Ирмы Вальберс, есть он и у Агаши Фроловой, и у нашего ведущего – у господина Монахова, и у меня тоже…
– У каждого свой? – переспросил Монахов.
– У каждого свой, – кивнул Баринов.
– То есть, грубо говоря, если мне в жизни больше всего нравилась моя работа, то я окажусь в раю, напоминающем эту телестудию? – в упор глядя на Баринова спросил ведущий.
– Именно так, – подтвердил Баринов.
– Значит, по вашему, любитель покушать, после смерти попадет в рай, напоминающий ресторан, а любитель красивых женщин окажется в гареме?
– Это очень упрощенно звучит, но примерно соответствует моим представлениям о рае.
– Но ведь это противоречит концепции греха, ведь сладострастники и обжоры должны попасть в ад, – изумленно воскликнул Монахов.
– Все дело в том, – сказал Баринов, – все декло в том, что ада нет. И именно поэтому, все девочки попадут в рай.