Нея
Шрифт:
Заживем, говорил себе. Вот сделаю, и заживем. Сами по себе. Своим умом. Есть, есть надежда. Приклею, прилажу.
Веру возьму в жены. А то бегаю, как… идиот. Хочется по любви
Еще два варианта оказались неудачными: один развалился на стремянке, другой дождичком посыпался уже в полусфере. Сжал зубы.
Пумпыха было завались, на одного-то.
Смастрячил клей, похожий на Неграшевский, использовав рукав от комбинезона. Набрал новых веточек.
Во сне являлась Магда и подавала руку. Просыпался счастливым. Хотя потом спрашивал себя: а Вера, а Вера как же?
Планшет играл датами, к четвертому варианту убежал аж на полгода вперед. Не поверил. Какие, к чертям, полгода? Как следователь, ответственно заявляю…
Тьфу!
Последней ночью Виктор хохотал в голос, не мог остановиться. Страшные мысли лезли в голову. Готовая заплата стояла на ящике, щетинилась веточками, ждала утра. Клей стыл на кончиках. Ничего, он еще промажет
Зачем? — хохотал. Зачем я все это делаю?
Самая ирония, что заплата сразу встала как влитая. Что-то там, конечно, обломилось, загнулось, не попало в соприкосновение, но это было не критично. Приложив ладонь, через минуту, через две Виктор почувствовал, как слабые токи ритмично покалывают кожу.
Схватилось.
Больше дыр в полусфере не было.
Он устало заполз в кабинку.
Плохо, подумалось ему, что все это может быть фикцией — веточки, дыры, заплаты. Я сделал, что мог, но то ли я сделал? Может быть, что наверху сейчас ничего не изменилось. Или изменилось совсем не так.
Виктор взялся за ручку маховика.
И все же я обещал вернуться. По-человечески, сам. Есть ли что важнее возможности остаться человеком?
Кабинка дрогнула и медленно поплыла вверх.
Шляпа нашлась позже — запала между стеной и лестничными перилами. Рыцев был рад.