Нейромания. Как мы теряем разум в эпоху расцвета науки о мозге
Шрифт:
Другая причина, почему мы должны проявлять осторожность, заключается в том, что очевидные нарушения в мозге могут оказаться вовсе даже не нарушениями. Когда специалисты исследуют результаты сканирования обвиняемого, они сравнивают их с контрольными изображениями «нормы», созданными из агрегированных данных многих среднестатистических испытуемых. Жюри присяжных может не понимать того, что из-за значительных индивидуальных различий между мозгами людей тип активности мозга обвиняемого очень даже может напоминать мозг некоторых нормальных людей (27). В качестве аналогии представьте вот что.
Среднестатистический американец имеет рост 173 см и вес около 80 кг, он обычно праворукий, с карими глазами, принадлежит к европеоидной
Даже когда существует абсолютно очевидная связь между дефектом мозга и опасными импульсами, откуда мы можем знать, действительно ли обвиняемый был бессилен этим импульсам противостоять? Рассмотрим интригующий случай 40-летнего школьного учителя, у которого развился сильный интерес к детской порнографии в результате опухоли мозга. Ранее в своей жизни он интересовался взрослой порнографией, но в 2000 году, впервые за все время, как сообщается, он стал проявлять открытый сексуальный интерес к своей малолетней падчерице и взрослым женщинам. Приблизительно в то же время он сделал МРТ, чтобы выявить причину возникших у него неврологических проблем, таких как головные боли, изменение походки и неспособность писать слова. МРТ показала, что его правая орбитофронтальная кора поражена большой опухолью. Врачи удалили опухоль, и пациент заявил, что его педофилические позывы полностью исчезли. Однако годом позже его влечение к детской порнографии вернулось. Как нетрудно догадаться, сканирование мозга показало, что опухоль выросла снова (28).
Опухоль практически наверняка и была причиной роста сексуальных влечений учителя. По меньшей мере она могла «убрать тормоза» с ранее существовавшего желания. В любом случае не каждый, кто испытывает побуждение, действует на его основе. Незадолго до обнаружения опухоли школьный учитель обратился в пункт первой помощи с жалобами на сильное желание изнасиловать свою домовладелицу вдобавок к головным болям и другим неврологическим симптомам. По-видимому, тяга к изнасилованию настолько напугала его, что он попытался найти убежище, чтобы защитить и себя, и домовладелицу.
Нейронаука пока не в состоянии различить тех, кто не может контролировать себя, и тех, кто не контролирует себя, а также тех, кто находится посредине и кому удается подавить свои импульсы. Возможно, нейробиологи никогда не преуспеют в понимании этих различий. Необходимо намного больше знать о природе систем контроля поведения, существующих в мозге, и о том, как они взаимодействуют с нейронным субстратом мотивации и желаний. Прежде чем томограммы смогут стать надежным источником судебных доказательств, ученые должны суметь показать, что конкретный характер изображений тесно связан с определенным дефицитом рационального мышления и самоконтроля.
В некоторых крайне тяжелых случаях томограммы мозга могут примечательным образом ничего не сказать нам о нарушениях. Возьмем Андреа Йейтс. Этот случай, когда 36-летняя мать из Хьюстона убила пятерых своих малолетних детей, является душераздирающим примером нарушения рационального мышления, который постепенно привел к судебному оправданию по причине невменяемости. Однажды июньским утром, когда ее муж уехал на работу, Йейтс методично утопила четырех своих сыновей и грудную дочь в ванне. Затем она позвонила в полицию, сказав, что ей нужна санитарная машина. «Я просто убила своих детей», — сказала она офицеру полиции, когда открыла ему дверь. Йейтс страдала от послеродового психоза, последовавшего за рождением дочери, которой на тот момент было 7 месяцев. Как она сказала психиатрам, беседовавшим с ней в тюрьме, ее дети «были обречены на гибель в огне Преисподней» и «должны были умереть, чтобы спастись» (29). Психическое заболевание настолько основательно разрушило способность Йейтс правильно воспринимать факты, что она думала, будто убийство детей спасет их от вечной пытки.
На суде присяжные отвергли ссылку на невменяемость Йейтс на том основании, что она знала о недопустимости убийства (по техасским законам невменяемость строго зависит от того, осознает ли обвиняемый, что его поведение противозаконно; даже лица, очевидно страдающие тяжелыми психическими заболеваниями, как это было с Йейтс, могут
не попасть под этот стандарт). Однако несколькими годами позже, при памятном повороте событий, апелляционный суд отклонил решение суда о виновности Йейтс, поскольку стало ясно, что обвинители использовали неверные показания, предполагавшие, что она заимствовала идею убийства из несуществующего эпизода телесериала «Закон и порядок». На повторных слушаниях в 2006 году адвокаты Йейтс вновь представили свои исходные аргументы, и присяжные признали ее невиновной по причине невменяемости (30).
Примечательно, что адвокаты Йейтс не представили в качестве доказательства томограмму ее мозга. Но даже если бы они это сделали, результаты сканирования мозга не выявили бы признаков ее заболевания. Фактически много лет спустя после процесса Йейтс томографические методы исследования мозга по-прежнему не могут доказать, что у женщины развился послеродовой психоз, не говоря уже о том, что она не осознает значимость преступления, которое совершила в момент обострения болезни. Однако такое положение дел может измениться в один прекрасный день, когда методы визуализации достаточно усовершенствуются и преуспеют во введении новых диагностических категорий, основанных на дисфункции мозга (31). Но в обозримом будущем разработка таких категорий не предвидится.
Если верить экспертам в области нейроправа, нейробиологические свидетельства становятся все более популярными в судах. С 2005 по 2009 год количество уголовных дел, где были представлены доказательства из области нейронауки или психогенетики, удвоилось. В случаях высшей меры наказания судьи проявляют большую терпимость, позволяя представителям защиты ради изменения наказания добывать свидетельства, бросающие тень сомнения на способность обвиняемого нести ответственность. Но все же когда речь идет о юридической ответственности, порог приемлемости доказательства должен быть основан на высоких стандартах чистой науки (32).
Когда Кристофер Плоурд, адвокат уголовной защиты из Сан-Диего, впервые использовал в качестве доказательства ПЭТ-томограмму
в процессе по обвинению в убийстве, он был впечатлен ее убедительностью. «Это было замечательное цветное изображение, которое мы могли увеличить, на которое медицинский эксперт мог показать пальцем, — сказал он журналистам, рассказывая о процессе, проходившем в начале 1990-х. — Оно наглядно подтверждало, что у этого парня в мозге есть гнилое место. Присяжных это зацепило» (33).
Юристов это тоже зацепило. «Разум, пребывающий в смятении, может быть изображен с научной точностью, и эта картина может помочь гуманнее отнестись к обвиняемому и просветить принимающих решение в отношении пределов ответственности и наказания», — сказал Кен Стратин, директор службы юридической информации при Ассоциации адвокатов штата Нью-Йорк. Многие правоведы и нейробиологи недовольны такой напыщенной риторикой, и у них есть для этого причины. Если людей можно очаровать аурой научного авторитета, окружающей изображения мозга, могут ли эти сканы заставить присяжных поверить в то, что они действительно видят непреодолимую биологическую причину преступности? Может ли такая неуместная вера в нейрореализм отвлечь их от важных, но более привычных видов свидетельств и доказательств? (34)