’НЕЙРОС’. Часть третья ’Черные слезы’
Шрифт:
— Так это был съёмочный дрон, не наводчик? — спрашивает Кери.
— Одно другому не мешает, дро, — отвечаю я.
– Вплоть до того, что клановых навели просто для красивой картинки. Сколько можно крутить нарезку той ночи на Средке? Вынесли мы их — «невероятный героизм». Вынесли бы они нас — «жестокое коварное нападение». Беспроигрышный расклад.
— Ты думаешь, что они это специально? — удивляется Шоня.
— Не исключаю. Но гораздо интереснее, кто эти «они».
Все переглядываются и пожимают плечами. Кажется, видеопропаганда тут анонимна, и кто её делает — загадка.
* * *
— Не вини себя! — утешает меня Нагма.
Город внизу заливает неоновая ночь, и мне снова кажется, что туман поднялся выше. Кто-то вообще за этим следит, или всем плевать?
— Я военный врач, колбаса. Если бы я винил себя за всех, кто умер в моём присутствии…
— Ты винишь себя не за Мерсану, — отвечает проницательное дитя. — Ты думаешь, что зря втянул в это ребят.
— Наверное, ты права, — соглашаюсь я. — Для меня они ещё дети.
— Здесь все дети, ты же сам говорил. Театр Юного Зрителя!
— Боюсь, что за кулисами этого театра сидят очень взрослые и далеко не лучшие люди.
— Поэтому Аллах послал ребятам тебя! Взрослого и ребёнка сразу. Я верю, что ты всё делаешь правильно, братец. С тобой им лучше, чем без тебя. Ты спасёшь всех, кого сможешь, а если кого-то не получится, хотя бы попытаешься. Они этого не понимают, но у них больше никого нет, только ты и они сами.
— Иногда ты говоришь очень взрослые вещи, ватрушка.
— Кто-то же должен! — беззаботно смеётся она.
Глава 7. Нам бы в небо
Операцию по «хайджекингу», сиречь захвату летающего транспортного средства с целью угона его ко всем чертям, решил не откладывать. Я пока понятия не имею, зачем нам эта штука, но лучше её иметь, чем не иметь. А ещё лучше — чтобы её не было у тех, у кого она есть сейчас. А ну как обзаведутся пилотом? Только атак с воздуха нам не хватало…
Так что даже если Лендик в процессе угона леталку угробит, мы в прибыли. Правда, есть один нюанс — вместе с ней он может угробить и нас. Но никто ведь и не обещал, что будет легко? Зато отряд «Шуздры» наконец-то выйдет из похоронного настроения, воцарившегося после гибели Мерсаны.
Ребята от Лендика до сих пор нос воротят, демонстративно принюхиваются и кривятся, но это уже психология. В башне он отмылся и переоделся, привёл себя в порядок и выглядит нормально. Но остаётся изгоем и предателем, поэтому рвётся загладить. Если с леталкой получится, это определённо спишет ему часть грехов. Может быть, с ним даже начнут здороваться. В шестнадцать лет быть парией непереносимо, так что он хорошо мотивирован.
Тайный ангар — между Средкой и Окраиной, в той серой зоне, где неуверенно чувствуют себя и клановые, и городские. Вроде бы до Центра доплюнуть можно, но тишина и никого.
— Почему они расположились тут? — спрашиваю я Лендика.
— Да мне почём знать? — огрызается он нервно. — Меня привезли, дали полетать, увезли обратно. Никто не спешил раскрыть мне свои злодейские планы!
— Много их там?
— Я видел троих. Сколько людей в здании, понятия не имею.
— Ясно. Ну, Кери, что скажешь?
— Зайдём без проблем. У той эстакады есть техническая галерея внизу, с неё наверняка есть кабель-ферма прямо им на чердак.
— Наверняка? — уточнил я.
— Ну, отсюда не видно, но обычно так делают. Удобно же.
— Принято. Значит, заезжаем туда, высаживаемся и заходим сверху. Даже если их там полный дом, все останутся снизу. Правильно, Лендик?
— Да, ангар у них под самой крышей, открывается вбок, вылет горизонтальный.
— Это не проблема?
— Я уже оттуда вылетал.
— Лирка, ты возвращаешься назад на машине, а мы потом прибудем по воздуху.
— Но…
— Что я говорил про приказы?
— Так точно, командир, — отвечает она недовольно.
* * *
Лирания внезапно напросилась в отряд, меня этим шокировав.
— Ты же была категорически против? Это же не твоя война?
— И не твоя, Док. Но почему-то ты воюешь.
— Потому что я сентиментальный дурак.
— Старый сентиментальный дурак? — поддела меня она.
— Именно. Худший вид дурака, потому что нет надежды, что поумнеет.
— Видимо, у меня маразм начался досрочно.
— Я серьёзно, Лир, зачем ты в это лезешь?
— А тебе не всё равно?
— Нет. Я должен знать, насколько могу на тебя положиться.
— А тебе опять хочется на мне полежать?
— Прекрати, ты поняла, о чём я.
— Конечно, поняла, — вздыхает она. — Просто мне неловко. Я не самый популярный человек в коллективе. Пока ты не вернул этого говновоза, была лидером антипопулярности, так что спасибо, что теперь у нас есть Лендик.
— На здоровье. Продолжай.
— Они мне все вроде бы никто, но я отчего-то чувствую себя так, как будто предаю их, уклоняясь.
— Уклоняясь от чего?
— От… Не знаю… Войны? Да, звучит глупо, но до тех пор, пока не застрелили Мерсану, я не понимала, насколько это всерьёз. Раздражалась на пафос дутого патриотизма… Господи, да этот город сожрал их и высрал! Если бы не ты, они бы так и воняли в низах, среди помоек! Но десяток громких слов, красивая картинка — и все бегут за него помирать! Какого чёрта? Меня это люто бесило, поверь. Я-то видела, к чему это приводит.
— И что изменилось?
— Я поняла, что мне насрать на войну, на этот людоедский город, пропади он пропадом, на этот кем-то проклятый мир. Но мне не совсем насрать на ребят. Даже если они меня не любят и считают чужой и странной. Они правы — я чужая и странная. Но если их вот так поубивают одного за другим, пока я валяюсь на кровати с гитарой, значит, все мои песни — просто тупое пиздострадание, а сама я тупая… Ну, ты понял.