Нейтрально-враждебный
Шрифт:
Часть четвертая. Глава 43
Элария, верховная волшебница Ангдэзии, главная советница короля и четвертое лицо в государстве, быстрым шагом шествовала по столичным улицам, вызывая у всех встреченных зевак острые приступы шейной болезни. Люди глазели на нее с таким жадным любопытством, будто она была диковинкой, привезенной из заморской страны и выставленной на бесплатный показ. Хотя, казалось бы, ведь это же столица, и здешние обитатели привыкли каждый день воочию наблюдать различных высокопоставленных особ, вплоть до самого монарха, который частенько прогуливался по улицам с небольшой свитой и охотно общался с подданными.
Возможная причина интереса столичной публики крылась в довольно небрежном наряде волшебницы. Ее простенькое
Конечно, Элария могла бы навести на себя иллюзию ослепительной красоты, могла бы просто сделать себя невидимой для всех любопытных глаз. Но ей было не до того. Она слишком сильно торопилась, и была слишком сильно взволнована, чтобы думать о подобных мелочах.
Как назло, путь предстоял неблизкий, и волшебница, отшагав приличное расстояние по городским улицам, спохватилась и пожалела о том, что не додумалась взять экипаж. Но теперь об этом поздно было волноваться. Над черепичными крышами столичных зданий она уже видела покосившийся на сторону шпиль темно-синего цвета. Оставалось пересечь переброшенный через канал мост и преодолеть парочку узких улочек.
Стайка детишек, запускавших деревянные кораблики в воды канала, прервала свою забаву и уставилась на волшебницу, как на дивное диво. Одна маленькая девочка с выпачканными грязью коленками и щеками так широко и надолго раскрыла рот, что Элария, бросив в ее сторону беглый взгляд, сумела опередить соотношение молочных и коренных зубов. Мальчишка в коротких штанах увлекся наблюдением и упустил свой кораблик. Течение тут же подхватило его и быстро повлекло по рукаву канала.
Элария почти перешла на бег. Она пресекла мост, поразила своим видом парочку, гулявшую по набережной, и скользнула на узкую улочку, зажатую между двумя высокими зданиями. Здесь ей вновь довелось очутиться в роли достопримечательности. Плотники, устанавливающие входную дверь, старый мастер и мальчишка-подмастерье, вперили в нее глаза с такой неуемной жадностью, будто она являлась бутылкой сивухи. Волшебница пробежала мимо них, не повернув головы, и уже не увидела, как пришедшие в себя ремесленники отвесили ей запоздалые поклоны.
Улочка вывела ее к высокому забору из дикого камня, уродующему городскую архитектуру своим угрюмым серым видом. Над забором поднималась несуразная конструкция — грязно-серая цилиндрическая башня с узкими, как бойницы, окнами, увенчанная покосившимся на сторону темно-синим шпилем. Впрочем, шпиль был скорее темно-бурым, поскольку большая часть краски давно отлетела с него, обнажив тронутый ржавчиной металл.
Элария двинулась вдоль забора, надеясь больше никого не встретить. Она уже видела вход во двор — тяжелую железную дверь, висящую на исполинских петлях. Обычно эта дверь была накрепко заперта изнутри, а подвешенный подле нее колокольчик не очень-то помогал проникнуть внутрь, поскольку издавал чуть слышный глухой стук вместо положенного звона. Но сегодня дверь была приоткрыта. Сквозь щель наружу выглядывало хорошо знакомое Эларии лицо — старое, морщинистое, вечно угрюмо-невозмутимое. Древний слуга был тем еще истуканом. Ничто на свете не могло выдавить из него хотя бы тень эмоции. Передвигался он медленно, с какой-то траурной торжественностью, а говорил не чаще раза в месяц. Обычно приходилось долго ждать, прежде чем он доковыляет до калитки и отопрет ее. Но сегодня все обстояло иначе. Старик уже поджидал ее у входа.
Элария сама распахнула тяжелую дверь, и быстро спросила:
— Что с ним?
На каменной физиономии слуги не дрогнул ни один мускул. Взгляд его был до того равнодушен, что Эларии захотелось влепить истукану пощечину, лишь для того, чтобы хоть на миг пробудить его к жизни.
Вот узкие губы старика медленно разошлись, и он гулко проронил следующие слова:
— Господин ожидает вас.
После чего неторопливо запер калитку на все засовы, и побрел по тропинке, ведущей к башне. Та уродливым столбом высилась посреди неряшливого двора, заросшего сорняком и молодыми деревцами. Элария шла за ним следом, с трудом сдерживая злость. Одним богам было ведомо, сколько раз ей хотелось отвесить пинка этой старой заднице.
— Он здоров? — спросила она, не выдержав.
Слуга даже не повернул головы.
Кулаки Эларии сжались, зубы заскрипели. Но вслед за вспышкой злости пришло смирение. Она просто отвыкла от всего этого, вот и все. Следовало быть терпеливее.
В башне царил зловещий сумрак. Воздух внутри был несвежий, тяжелый, наполненный целой палитрой раздражающих и откровенно неприятных запахов. Повсюду, куда ни падал взор, Эларии являлись следы ветхости и упадка. Мебель, изготовленная некогда лучшими мастерами Ангдэзии, давно превратилась в древнюю рухлядь. На стенах кое-где красовались темные пятна неизвестного происхождения. Пятна были и на полу. Похоже, никто даже не пытался бороться с ними. А еще внутри было пыльно. Очень пыльно.
Казалось, башня одряхлела вместе со своим хозяином, и находилась в одном шаге от смерти. Однажды хороший порыв ветра неминуемо опрокинет ее. Если не осуществлять регулярного ремонта, так и случится. А ремонта тут не было уже многие годы.
— Хозяин у себя, — прогудел слуга, взглядом указав Эларии на винтовую лестницу, ветхую и жутко скрипучую.
— Ясно, — ответила волшебница, и быстро заспешила вверх по ступеням. Те выли и стонали, как живые, под ее башмачками.
Прежде башня казалась Эларии гораздо больше. Когда она попала сюда впервые, очень давно, целую пропасть лет назад, башня потрясла ее. Для деревенской девчонки, видевшей прежде только невысокие сельские домики да приземистые сараи, башня была чем-то непостижимым и величественным. Но теперь она казалась Эларии крошечной и неуютной. Башня будто ужалась, усохла и стала меньше за прошедшие годы.
Под страдальческий стон ступенек Элария взбиралась все выше. Мимо нее проплывали узкие окна-бойницы, сквозь которые открывался вид на столицу. Элария припомнила, как часто она застывала возле этих окон, любуясь красотой огромного города, и мечтая очутиться там, снаружи, за пределами башни и огораживающей ее стены. Там кипела жизнь, непостижимо захватывающая и интересная. Она уже тогда возненавидела эту башню и воспринимала ее тюрьмой. И рожденная в детстве неприязнь не исчезла до сих пор. В этих стенах ей было неуютно: они давили на нее, сжимались вокруг каменным капканом, словно желая запереть ее на веки вечные, высосать остатки ее молодости и красоты, и превратить в старую развалину, под стать себе.
Преодолев лестницу, количество ступеней которой Элария прекрасно помнила до сих пор, она очутилась напротив простой деревянной двери. С этой дверью у нее тоже было связано немало воспоминаний.
Ощущая робость, которую она так и не сумела преодолеть в себе, Элария подняла руку и негромко постучалась. Ответа не последовало. Она постучала громче, и вновь ничего. Собравшись с духом, Элария осторожно толкнула дверь от себя, и выяснила, что та не запрета.
Комната, в которой она очутилась, напоминала чулан неисправимого скряги, на протяжении всей жизни старательно складирующего весь хлам, так или иначе попавший к нему в руки. Вдоль стен выстроились книжные полки, уставленные тяжелыми фолиантами. И полки и книги покрывал толстый слой пыли. Повсюду царил беспорядок. На затоптанном ковре, некогда ярком, а ныне однотонно-сером, рассыпались клочки бумаги. На краю стола, который трудно было разглядеть под горой свитков и томов, стояла грязная тарелка с обглоданными куриными костями. Стояла она там уже не первый день, и тоже успела покрыться пылью.