Незабудки для тебя
Шрифт:
«Вы бы только видели, — будут говорить люди, — в какую картинку он превратил такие- то или сякие-то старые развалины! Да, Дек Фицджеральд — настоящий волшебник! Он возвращает умирающие дома к жизни…»
Улыбаясь своим мыслям, он взялся за следующую гнилую доску.
К четырем часам Деклан понял, что пора сделать перерыв: растянулся прямо на деревянном полу галереи и сладко уснул под голос Би Би Кинга, умоляющего Люсиль ответить ему любовью на любовь.
…Не просыпаясь, он поднялся на ноги, не просыпаясь, двинулся вниз по
Густая трава щекотала ему ноги, яркий свет падал на лицо, и солнце пекло голову, хоть он и работал в кепке. Ему хотелось взглянуть на пруд, на лилии, хотелось посидеть с книгой в кружевной тени прибрежной ивы. Он любил птичье пение, да и против яркого солнца ничего не имел. Летнее солнце честно и открыто, а Дом Мане холоден и полон фальши. Этот дом, который он так любил, гниет изнутри: он пристанище зла и порока. Эта мысль разрывала ему сердце.
Он остановился у самого берега пруда, устремив невидящий взор на темно-зеленые листья кувшинок, на прекрасные белоснежные цветы. Мимо пронеслась стрекоза, голубые крылья ее сверкали на солнце, словно драгоценные камни. Плюхнулась в воду лягушка. В ветвях свиристели малиновки.
Он услышал свое имя, обернулся. По залитому солнцем лугу к нему шел человек, которого он любит больше всего на свете. Пока они вместе, пока любят друг друга, Дом Мане преодолеет все…
— Деклан! Деклан!
Встревоженная Лина подбежала к нему, схватила его за руки. Подъезжая к дому, она видела, как он спускался по опасным шатким ступеням, а затем направился прямо к пруду медленными, неверными шагами, так непохожими на его обычную легкую походку.
Глаза его были широко открыты и смотрели прямо на нее, и все же Лина сразу поняла, что Деклан ее не видит. Или, быть может, видит в ней кого-то другого.
— Деклан! — Она обхватила его лицо руками. — Посмотри на меня! Ты меня слышишь? Это я, Лина!
— Посидим под ивой… там нас никто не увидит…
Никакой ивы здесь не было уже лет пятьдесят — от нее остался лишь гнилой пень. Страх сжал горло Лины, но, отогнав испуг, она сделала то, что подсказала ей интуиция, — приподнялась на цыпочки и прильнула теплыми губами к его губам.
Он ответил на поцелуй медленно, словно во сне, как будто постепенно пробуждаясь к жизни, возвращаясь к ней. И вдруг очнулся: это она поняла мгновенно по тому, как напряглось его тело. Он пошатнулся, но она удержала его, не давая упасть.
— Держись, дорогой. Обопрись о меня.
— Извини. Мне надо сесть. — Он рухнул на траву и уткнулся головой в колени. — Ох!
— Все хорошо. Уже все в порядке. — Она присела рядом, откинула волосы с его лба, бормоча что-то успокаивающее на местном наречии — на языке своего детства. — Все нормально. Отдышись.
— Что произошло? Что со мной случилось? Я был на галерее, работал…
— Это последнее, что ты помнишь?
Он поднял голову, устремил взгляд на пруд.
— Как я очутился здесь?
— Спустился по лестнице оттуда, с правой стороны дома. Мне показалось, ты не понимал, где находишься и куда идешь. — Сердце у нее еще бешено колотилось при мысли о том, что могло случиться. — Деклан, ступеньки там совсем гнилые! Тебе надо их разобрать.
— Точно. — Он с силой потер лицо руками. — А еще лучше запереться в комнате со стенами, обитыми войлоком.
— О чем ты говоришь?! Ты же не сумасшедший.
— Я хожу во сне, теперь уже и днем, слышу голоса, вижу видения. Это, по-твоему, нормально?
— Сразу видно настоящего янки! У нас, на Юге, это обычное дело. Моя двоюродная бабушка Сисси до сих пор подолгу беседует со своим мужем Джо, умершим двенадцать лет назад. И ничего, никто не считает ее сумасшедшей.
— Хм… и о чем она с ним говорит?
— Да обо всем на свете. О домашних делах, о погоде, о соседях. О политике. Дедушка Джо при жизни был вечно недоволен правительством. Дек, тебе уже лучше?
— Не знаю. Что я делал? Что ты видела?
— Ты спустился по лестнице и пошел по траве прямо к пруду. И шел как-то странно, я сразу поняла: что-то с тобой не так.
— Что ты имеешь в виду?
— Походка у тебя легкая и энергичная, а ты шел медленно и как-то неуверенно. Потом остановился у пруда.
Она умолчала о том, что на какой-то страшный миг ей почудилось: сейчас он шагнет прямо в воду.
— Я громко звала тебя. Наконец ты повернулся и улыбнулся мне. — При этом воспоминании внутри у нее что-то сжалось. — То есть нет, не мне. Мне кажется, меня ты не видел. И сказал, что хочешь посидеть под ивой, где нас никто не увидит.
— Здесь же нет ивы!
— Сейчас нет. — Она указала на пень. — А раньше была. Деклан, может быть, у тебя дар видеть сны о прошлом?
— Пусть так, но что толку? — Он тряхнул головой. — Когда я просыпаюсь, то ничего не помню. Я начинаю думать, что мне надо на ночь привязывать себя к кровати.
— Хочешь, сегодня я этим займусь?
— Соблазняешь меня жестким сексом? Веревки, плети, кандалы?
— А что, тебя это возбуждает?
Он нахмурился, заметив серое пятно у нее на лбу.
— У тебя здесь грязь какая-то, дай сотру, — сказал он, но Лина поспешно отстранилась.
— Не трогай: это церковный пепел!
— Точно! — Мозг его определенно отправился на каникулы. — Пепельная Среда! Похоже, я забыл не только, где я, но и какой сегодня день.
Опасаясь, что он снова погрузится во тьму, Лина заметила с нарочитым упреком:
— Да, день сегодня святой, а ты небось и в церкви-то не был!
Он поморщился:
— Ты говоришь совсем как моя матушка. Да, забыл. Или что-то вроде того.
Она вздернула брови.
— По-моему, немного благодати тебе не помешает. — С этими словами Лина стерла пальцем немного пепла со своего лба и помазала лоб Деклану, вызвав у него улыбку.