Незабываемые дни
Шрифт:
— Та-а-ак! — промычал Вейс. — Плохо вы знаете людей… Никудышный вы немец!
— Вам виднее, господин начальник… — совершенно растерявшись, произнес Шмульке, ожидая новых грозных расспросов. Но комендант неожиданно перешел на совсем другую тему:
— А что вы скажете, если я вас назначу, герр Шмульке, временным шефом депо. Как вы посмотрите на это?
— Как я смотрю? — растерянно спросил Шмульке. — Я просто не в состоянии руководить таким сложным делом. Меня даже не будут слушаться рабочие.
— А русского инженера слушали?
— Это голова, господин комендант, большая голова!
— Он недавно арестован. Инженер сигналил русским во время налета.
— Простите, этого я не знал, господин комендант… — в замешательстве пробормотал Шмульке.
— А как вы думаете, мог он подавать сигналы?
— Боже мой, откуда я могу знать, мог он или не мог. Я не живу с ним вместе, не знаю, что он делает, когда бывает дома… Но позвольте спросить у вас, когда он подавал сигналы?
— Во время налета, уважаемый Шмульке.
— Вот хитрая голова, ну и голова, скажу я вам! Так ловко придумать: сидеть вместе с нами и сигналить.
— Я что-то не понимаю вас, Шмульке, где это он сидел вместе с вами?
— Ну как же! В бомбоубежище. Сидел до самого утра, да еще в самом начале налета спас господина генерала.
— Вы сегодня случайно не хватили добрый стакан шнапса?
— Что вы, господин комендант? Я никогда не пью водки. Я изредка, по праздникам, разрешаю себе бутылку пива. У меня жена, у меня, извините, господин начальник, дети… Боже мой… если бы я был пьяницей…
— И вы могли бы под присягой сказать, что в ночь налета сидели вместе с инженером в бомбоубежище?
— Конечно, могу. Но зачем присягать, если это видели многие рабочие. Наконец, можно просто спросить генерала. Я его даже видел сегодня. Господин генерал-доктор…
— Доктор?
— Да…
— Гм… Чудесно, чу-у-десно, скажу я вам, уважаемый Шмульке! Можете итти.
Шмульке не знал, как лучше повернуться, чтобы не показать спину высокому начальству, и бочком, бочком, беззвучно пятился к двери.
Вейс с злорадной улыбкой потирал руки: еще раз засыпался этот молокосос и выскочка Кох! За какое дело этот осел ни возьмется, всегда натворит столько глупостей, что потом месяцами приходится все вновь налаживать и поправлять.
Еще один козырь в руках Вейса против этого самоуверенного выскочки.
Комендант поехал в городской госпиталь, где временно помещался генерал, чуть ли не в единственном числе уцелевший от всего эшелона, попавшего под бомбежку. Там Вейс и узнал во всех подробностях ночные приключения медицинского генерала и все, что его особенно интересовало: о роли инженера Заслонова в спасении генерала.
13
В штабе Мирона Ивановича радовались и горевали. Радовались полученной из Москвы радиограмме, в которой передавалась благодарность командующего фронтом партизанам батьки Мирона и железнодорожникам депо дяди Кости за удачно проведенную операцию. Подтверждалось получение сведений о диверсиях за текущий месяц. В радиограмме из ЦК партии большевиков Белоруссии на имя дяди Кости рекомендовалось расширить опыт его группы на другие железные дороги. Предупреждали о повышении бдительности, запрашивали о разных нуждах, о настроениях населения, о фашистских зверствах.
Эта радиограмма обрадовала партизан. Каждый с удовольствием сознавал, что за боевой работой партизан ежедневно следят за далекой линией фронта с неослабевающим вниманием и готовы во всем оказать помощь.
В землянке Мирона Ивановича подпольный райком партии обсуждал вопросы, связанные с фашистской «добровольной» мобилизацией молодежи на работу в Германию. Наметили широкий план самых разнообразных мероприятий по разоблачению очередной провокации гитлеровцев. Тут были и выходы агитаторов в окрестные села, и выпуск специальных номеров газеты, и чисто диверсионные акты на биржах труда, недавно организованных оккупантами. Намечались и боевые операции, которые должны были связать фашистов по рукам и ногам, отбить у них всякую охоту ловить советских людей и отправлять их в рабство.
Уже Мирон Иванович поднялся, чтобы закрыть заседание райкома, как ему передали записку, только что принесенную связным из города. Мирон Иванович прочитал ее раз и другой и, нахмурившись, стоял с минуту молчаливый, сосредоточенный.
— Не совсем приятные новости у нас… — начал он так тихо, что слова его будто доходили издалека, их едва уловили присутствующие. Двое молодых рабочих повешены в депо, в том числе и наш связной Вася Чичин. Арестован машинист Хорошев и еще один рабочий. Схвачен гестаповцами Константин Сергеевич.
В землянке воцарилась тишина. Тяжелым грузом легла на сердце весть о гибели рабочих, об аресте Заслонова, руководителя всех диверсий на железной дороге. О его настоящей роли был осведомлен только райком. Даже связные, передавая в депо те или иные указания и советы, не знали, что они адресованы Заслонову.
Прерванное заседание райкома возобновилось. Поставили перед собой новую, важнейшую задачу — во что бы то ни стало освободить Константина Сергеевича. Задача эта была не из легких. Дело обстояло бы совсем иначе, если бы Заслонов попал в обыкновенную полицию, — там были свои люди, через которых можно получить всякие сведения, а также организовать при их содействии побег заключенного. С гестапо было труднее. Оно помещалось в районе военного городка, где стояли разные немецкие части. Устроить налет на гестапо не было никакой возможности. Не было там и своих людей, через которых можно разузнать о причинах ареста и ходе всего дела. Решили, однако, попытаться что-нибудь узнать при посредстве Слимака, который, насколько известно было Мирону Ивановичу, служил теперь в гестапо. Слимака давно хотели уничтожить как самого подлого предателя. Но каждый раз находились более важные дела, и Слимак пока оставался ненаказанным. Надо было использовать и его, подослав к нему своих людей, служивших у Клепикова, и выведать во всех подробностях ход дела Заслонова.
— Вы понимаете, товарищи, что для спасения Заслонова мы используем все наши средства, все возможности, какие только у нас найдутся. Помогут нам и деповцы. Да и самого Заслонова фашистам не так-то легко прибрать к рукам. Мне кажется, что он арестован только по подозрению. Среди людей, знающих его, предателей нет, так что прямых доказательств, разоблачающих инженера, по-моему, фашисты не имеют.
Было уже за полночь, когда люди разошлись из землянки Мирона Ивановича. И сам он вышел с Блещиком, чтобы немного размяться, пройтись по лагерю и подышать свежим воздухом. В лагере было тихо, люди давно улеглись. Только в одной из землянок хозяйственной команды еще слышны были голоса. Неугомонный дед Сымон, не находя себе места без привычной работы, наладил производство саней. В его землянке стояла печь, в которой он парил и гнул кленовые полозья, березовые дуги. Отряду нужен был хороший транспорт, и Сымон нашел увлекательную работу и для себя и для Силивона — Лагуцьки.