Неждана
Шрифт:
Тут болтуньи на шепот перешли, начали платками рты прикрывать, зашушукались — захихикали.
А Борзотка уже скумекал, что ему делать надобно.
Купил он на следующий день у мальчонки расписную уточку. За одну белку сторговал — недорого. Бережно принес свистульку домой, присел после работы на пороге кузни и начал насвистывать.
Снежок легонький на землю падает, песенка у Борзотки нежная, мелодичная выходит, задушевная. Больше седмицы он ее разучивал, наигрывал переливы на все лады, запоминал.
И уж когда научился
Встал подле Малинкиного прилавка с калачами и заиграл песенку свою.
— Ох, ты ж как! — выдохнула девка, когда он закончил. — Прям все в душе всколыхнулось!
Борзосмысл ушам своим не поверил. Получилось! Тронула его песня раскрасавицу Малинку.
Так-то оно так, да не одна Малинка слыхала ту мелодию.
Звездан, что с мясного ряда, тоже давно на торговку ватрушками глаз положил. Имя у мужика сказочное, а рожа простая деревенская, даже туповатая. Ума не много, зато силищи в кулаках — быка с ног валит. Но вот в музыках ничего не смыслит — не дано уразуметь. Ни к чему вся эта замысловатость чуйств — так себе Звездан жизнь понимает.
Не нравится ему, что Малинка на коваля малохольного со свистулькой засматриваться начала. А тот все ходит и ходит, ничего не говорит, а встанет рядом с ее прилавком и трелями рассыпается, тянет ноты долгие, протяжные.
— Меня Малинкой зовут, — сама, наконец, помахала она ему пуховой варежкой.
— Брз. Бззр…Борзосмысл, — наконец, выговорил влюбленный коваль. — Красивая ты Малинка, как цветочек аленький, — почти не смущаясь, добавил он.
— А ну, пошел, отсель, — Звездан поднял Борзотку за шиворот одной рукой.
В другой он держал окровавленную секиру. Не стерпел уже — как башку свиную вдоль рубил, так и бросил все и сюда побежал.
— Виданное ли дело, люди добрые! — густым басом на всю ярмарочную площадь загудел мясник. — На торговом месте в чертову дудку свистеть! Он нам все деньги повысвистит — сила бесовская!
— Да! Да! Это ведьмины свистульки, — поддакнул кто-то.
— С тех пор, как он повадился сюда ходить, у меня платков меньше покупать стали, — скрипучим плаксивым голосом пожаловалась старушонка, вся шалями цветными крест-накрест перемотанная.
— У меня вчерась три ленты украли — прям на этом самом месте — у калачей под пересвисты, — бойко вступил разговор коробейник.
— Рыбу вяленную по прежней цене никто не берет! — с обидой забасил мужик головастый со своего ряда. — Все за так, почитай, отдавать приходится.
— Молоко всю неделю киснет в кринках, — зашумела баба, что торговала с обоза. — Ничего не успевают раскупать!
— Из-за колдуньи это все! — взвизгнула снова старуха с платками и шалями.
— У нас тятьку из семьи баба чужая свела, приворожила посвистами бесовскими! — расплакалась девка, что торговала меховыми шапками. — Мамка занеможила, не встает, а нас у нее восемь ртов.
— А давайте его накажем? — снова, как из бочки прогудел Звездан.
Мясник отбросил секиру на снег, выхватил у коваля свистульку, бросил о земь и растоптал яростно. Этого мужику показалось мало, и он съездил Борзотке по зубам.
— Ведьмачка новых свиристелок налепит! — не унималась старуха.
— Влас из Поспелки ими торгует, — услужливо доложил мужичонка в зипуне.
Под шумок он стащил два калача с прилавка Малинки и скрылся в толпе.
— Гнать их с ярмарки надо! Гнать!! — подхватили с разных рядов.
— Нечего тут свистеть, денежки наши высвистывать! — сжал кулаки головастый мужик и двинул в ту сторону, где Влас с сыном торговали.
— Пусть убираются в свою Поспелку! — закричала баба с обоза.
— А кто нам тятьку вернет? — продолжала растирать горючие слезы девка с шапками.
Малинка присела перед Борзоткой и снегом ему кровь с лица утирала.
— Не ходи сюда больше, — отряхивала она своими рукавицами его тулуп. — Звездан — межеумок королобый, зашибет он тебя али топором своим зарубает.
Борзосмыслу захотелось расплакаться от горькой обиды.
— К дому моему приходи — пекарня за два дома от мельницы, что на Лебяжьем пруду, — скороговоркой прошептала в ухо Малинка и нечаянно коснулась губами его щеки.
Значит, все ж таки по сердцу ей пришлись его песни. Не врали девки про свистульки приворотные. Борзотко широко улыбнулся. За любовь таку и двух зубов было не жаль.
Глава 9. Звонило и доверчивая Пороша
— Ты что ж удумала, коли глиняному зайцу в жопку насвистишь, так и взамуж сразу заберут?! — хлопнул кулаком по столу в своей избе княжий виночерпий.
— ЫЫЫыыыЫыЫыыыыИть, — завыла девка.
— Визгопряха! — рыкнул на нее Колобуд — Волочайка!! Дура расписная!!! Лоха ты этакая!!!!
Бледная и конопатая Пороша была похожа на непропеченную булку. С зареванными зенками и припухшим носом она прислонилась к бревенчатой стене и подвывала в голос. Мать этой дурищи — Вьялица валялась у мужа в ногах:
— Прости меня, Колобуд, не уследила… Не губи дочь рОдную, не позорь! Догони его… Заставь под венец пойтить!
— Ты о чем думала, когда тайно с этим мордофилей…С этим курощупом встречалася? — бушевал отец. — Свербигузка!!
— Я ж не знала, что он такой… — оправдывалась Пороша, заливаясь слезами. — Он сватов заслать обещал…
— Сватов…И где ж они те сваты? По сугробам размело? — задыхался от злобы Колобуд.
— Оманул он ее, злыдня! Как есть, оманул — не то, чтобы успокоила мужа Вьялица.
Колобуд снова к дочке поворотился.
— А мать чему тебя учила? Не сказывала она тебе, что с девками от свиданий на сеновале бывает? — виночерпий в ярости продолжал стучать по столу. — Ёнда бессоромна!
От его буйства плошки подпрыгивали и дребезжали.